1. Исторический контекст и здравый смысл.
После весны 1940 и до 1943 года все следы поляков из Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей теряются (за исключением, конечно, тех четырехсот, которых перевели в Грязовецкий лагерь). Должны были остаться десятки, если не сотни тысяч документов о лагерях¸ где их содержали, об обеспечении их едой и одеждой, о настроениях в лагерях, о попытках побега, об обеспечении лагерей конвойными войсками, о смертях и захоронениях отдельных поляков, о труде пленников и т.д., и т.п. Десятки, если не сотни тысяч документов сохранились о пребывании поляков в лагерях военнопленных до весны 1940 года включительно. Где же документы об их судьбе после мая 1940 года? Это должны быть как минимум документы в архивах РГВА и ГАРФ, РГАСПИ и АПРФ, и, конечно, ЦА ФСБ. Уничтожить или утаить их все до единого, если бы они существовали, было бы невозможно, но даже если представить на секунду, что это было проделано (а тому нет ни малейших доказательств), есть другая проблема.
Итак, согласно "катынским ревизионистам", поляки еще больше года содержались в каких-то лагерях (как минимум частично - под Смоленском). Проблема однако в том, что 15000 здоровых мужчин невозможно было бы просто так утаить от внешнего мира. Письма от них прекратились как раз весной 1940 года и не возобновились - почему? С какой целью надо было полностью запрещать переписку именно этой группе военнопленных? Согласно советской версии, поляков поставили на дорожные работы. Примерно половина всех поляков были офицерами, заставлять их работать не имели законного права. Соответственно, представляем себе ситуацию: Вы - военопленный офицер армии страны, на которую исподтишка напали два соседа, один из которых держит Вас в плену. Вас заставили работать вопреки всем конвенциям, и - что самое главное - Вы не знаете о судьбе своей семьи, детей, потому что Вам попросту не дают с ними связаться. Очевидно, что в такой ситуации попытки связаться с внешним миром, а еще вероятнее - попытки побега - неизбежны. И, учитывая количество военнопленных, как минимум часть таких попыток должна была увенчаться успехом и оставить какой-то след - документальный, свидетельский. Но что-то ничего об этом никому неизвестно. Еще раз повторюсь - сама мысль о том, что поляков в течение года могли просто так утаить - абсурдна.
Впрочем, ведь и то, что полякам так и не дали бы в конце концов переписываться с родными - такой же абсурд. Если их не собирались убивать, то рано или поздно их бы пришлось выпустить - и что тогда?
Да и не вписываются известные факты в апологетическую теорию - поляков, согласно документам, направили "в распоряжение" местных УНКВД. Ровно на этом моменте их следы теряются. Если бы их дела отправили на ОСО, как беспочвенно утверждают некоторые "ревизионисты", никакого смысла отправлять их за несколько сотен километров не было - ОСО принимало решение в Москве, приговора поляки могли подождать в тех лагерях, в которых они находились, а уже потом их сразу бы перевели в другие лагеря (ГУЛАГ, ГУЛЖДС, "ОН" - на любой вкус). Но нет, их почему-то направили в УНКВД. С точки зрения расстрела это имеет смысл - у каждого УНКВД был под рукой свой охраняемый "спецобъект" для захоронений, а около лагерей военнопленных таких расстрельных полигонов не было - вот их и везли поближе к палачам да могилам. А с любой другой точки зрения эта перевозка бессмысленна.
Вышеизложенных соображений вполне достаточно, чтобы прийти к выводу о том, что рассматриваемые нами поляки прекратили свое существование именно весной 1940 года. Тут даже никакие документы из закрытого пакета не нужны.
Чтобы опровергнуть данные аргументы надо всего лишь документально доказать наличие данных конкретных поляков в СССР после весны 1940 года. Чего, разумеется, на протяжении уже почти 70 лет никто сделать так и не смог. Да и старалась лишь комиссия Бурденко, найдя на трупах поляков якобы документы из лагерей военнопленных "ОН". Проблема в том, что во всех сводных статистических документах НКВД (и, в частности, ГУПВИ) позднее мая 1940 года данные 15000 человек среди военнопленных не значатся, также как не подтверждается ни одним документом существование лагерей для военнопленных "ОН", а значит как минимум часть документов на трупах - фальшивые, подложенные НКГБшниками (не забываем, что именно НКГБ осенью 1943 года начало "расследование", и лишь в январе 1944 года прибыла комиссия Бурденко), и уже по одной этой причине доклад комиссии Бурденко доказательством служить не может.
2. Документальные доказательства.
Это во-первых документы закрытого пакета №1. Как не стараются "катынские ревизионисты" мутить воду относительно их подлинности, пока что ни одного мало-мальски грамотного аргумента они не привели (см. разборы полетов, где показана дремучесть "ниспровергателей").
Во-вторых, это недавно обнародованные документы КГБ 1969 года из ГДА СБУ о захоронениях в Пятихатках, в которых прямым текстом признается расстрел поляков из Старобельского лагеря в 1940 году.
В-третьих, это разного рода "второстепенные" документы, которые прямо не говорят о расстреле, но из которых он неминуемо следует. Например, список награжденных за спецоперацию по трем лагерям. Спрашивается - почему это в начале списка значатся известные московские расстрельщики из НКВД? Есть записка Берии от декабря 1941 года о проверке списка Сикорского, которая ясно показывает, что поляков уже не было в живых. Есть справка-заменитель записки Берии из ЦА ФСБ, обнародованная "катынскими ревизионистами" Стрыгиным и Шведом, в которой написано:
№ 794. Товарищу Сталину. О рассмотрении в особом порядке дел на военнопленных.
Поскольку "особый порядок" - эвфемизм расстрела по решению Сталина (подробнее см. здесь, ближе к середине), без суда и приговора, этот документ тоже доказывает вину НКВД.
3. Материальные доказательства.
Материалы эксгумаций 90-х годов. Немецкую эксгумацию в принципе можно отнести к доказательствам, но лишь с определенной натяжкой - ее можно учитывать лишь по показаниям членов Технической Комиссии Польского Красного Креста, которые принимали участие в эксгумации и убедились в том, что немцы ничего не подделали. Впрочем, мы можем проигнорировать эксгумацию 1943 года, поскольку в начале 90-х в Катыни, Пятихатках и Медном ГВП проводила пробные эксгумации. В Катыни особых результатов не было (там все могилы перерывались до этого несколько раз), а в Пятихатках и Медном были подтверждены польские захоронения 1940-го года (по сохранившимся в жировоске документам). В середине же 90-х была проведена более масштабная серия эксгумаций польскими экспертами (археологами, криминалистами и т. д.), которые также подтвердили, что захоронены там поляки и расстреляны они в 1940 году. Во время эксгумаций в Пятихатках, кстати, были обнаружены следы попыток уничтожения могил в 70-х годах (буровые отверстия, хлорка), что и было подтверждено документами, обнародованными в 2009 году (см. выше).
4. Свидетельские показания.
Их много, разного качества, но выделяются показания бывших работников НКВД - Токарева, Сопруненко, Сыромятникова и некоторых других. Можно сколько угодно придираться к ошибкам в деталях их показаний (чем любят заниматься придурки-конспирологи), однако такие ошибки мало что доказывают - на момент допросов прошло более 50 лет, свидетельствовали 80-90-летние старики, естественно какие-то детали они переврали. Но тот факт, что они в один голос подтвердили расстрел поляков НКВД - безусловно одно из сильных доказательств.
Каждое из этих доказательств в отдельности достаточно сильно, а все вместе они в принципе неопровержимы. Надо очень хотеть верить в невиновность Сталина и НКВД, чтобы пытаться их опровергнуть, тем самым утверждая одновременно наличие такого масштабного "катынского" заговора, длящегося на протяжении десятков лет, по сравнению с которым поверхностная "конспирация", которую устроили реальные виновники из НКВД - детский лепет.