Грядёт новая опричнина
В России было несколько опричных режимов, каждый из которых сопровождался положительными изменениями страны, но при этом был жестоким по отношению к гражданам. Мы пережили опричнину Грозного, Петра I и Сталина. Насколько цель оправдывала средства? Не ждет ли нас новая опричнина?
Андрей Фурсов, историк, социолог:
К сожалению, у России, как показывает история, не силовых путей выходов из кризиса вообще не бывало. Если брать очень серьезные кризисы, ну кризис, в котором Россия оказалась в середине XVI века, в ходе реформ Избранной рады, кризис, в котором оказалась Россия в начале ХХ века, затем ситуация с петровскими реформами – это несколько иное. Но история показывает, что Россия выходит из смут или околосмутных времен всегда с помощью различных чрезвычайных комиссий. Поскольку первая чрезвычайная комиссия называлась опричнина, я это называю «опричный принцип» русской истории.
Ведь что такое была опричнина? Это классическая «чрезвычайка» небольшая по численности, не больше 3-5 тысяч, где участвовали представители совершенно разных социальных групп (ну, прежде всего, социальных групп верха общества) и которые силовым образом осуществляли физический террор, экономический террор. Ведь главным в деятельности опричнины был земельный террор. Земельный террор был очень и очень важной вещью. Т.е. так сказать, рвалась связь князей и бояр с серединой и низшими слоями господствующего класса.
Но вот если посмотреть на разные формы опричнины на разных этапах русской истории – они все-таки отличаются. Можно выделить три разные опричнины: опричнина Ивана Грозного – это классика генетической модели опричнины, затем опричнина Петра – это "петровская гвардия", которая была очень похожа не «грозненскую» внешне, ну и, наконец, cталинская опричнина. Я объединяю cталинскую опричнину и опричнину Ивана Грозного одним термином – «грозненская», ибо и Иван Грозный, и Иосиф Грозный - и они очень существенно отличаются от «питерской» версии опричнины.
Дело в том, что с какими бы издержками не проводились мероприятия опричнины Ивана Грозного и Иосифа Грозного, в конечном счете, они были национально ориентированы и они не были ориентированы на некую западную модель. «Питерская» версия опричнины была иной. В конечном счете, ее целью было создание принципиально иного господствующего класса, резкое усиление эксплуатации населения и западная ориентация. Т.е. векторы опричнин Грозного и Сталина, с одной стороны, и Петра I, с другой – направлены в совершенно разные стороны.
Опричнина – штука очень и очень неприятная. Там, помимо, так сказать, святых и идейных людей всегда много тех, кого Иван Солоневич называл «биологическими подонками человечества». Есть один принцип формирования опричнины: в опричнину идут люди, готовые разорвать связи со своими социальными группами и наименее укорененные в них. Я думаю, формирование новой опричнины пойдет по тому же принципу. И, безусловно, это очень печальная констатация: среди этих людей будет много «биологических подонков человечества». И как это часто бывает, эти "подонки" истребляют и тех, кто задумал опричнину в благих целях. Правда, "подонков" потом, через какое-то время тоже уничтожают. Все устаканивается. Страна делает рывок.
Но вину за опричнину, за чрезвычайные формы выхода из кризисов, нужно возлагать, естественно, на тех, кто допустил такую ситуацию. Что предшествовало опричнине Ивана Грозного? Предшествовало 30 лет (40-50-тые годы XVI века) – боярская борьба времен маленького Ивана IV, затем неудачные реформы так называемой «Избранной рады». Так называемой не потому, что она плохая была, а потому что она себя так не называла, этот термин Андрей Курбский придумал. Ну, что касается начала ХХ века, то здесь все понятно совершенно: Столыпин и Николай II загнали страну в революционную ситуацию, и выход из нее был чрезвычайным.
И есть еще одна вещь, связанная с опричнинами, которая позволяет несколько смягчить обвинения в адрес непосредственных правителей, которые предшествовали опричнине. Если посмотреть на то, что делали большевики, cталинский режим в 30-тые годы: коллективизация – она проводилась жестоко. Но cталинский режим решал те задачи, которые Россия не смогла решить за 100 лет до этого. Не смогла решить, потому что не было политической воли, не было социальных сил и не было институтов. Ведь что такое «чрезвычайка»? Это реакция на то, что нет институтов. Опричный принцип противостоит институциональному.
Почему Ивану Грозному понадобилась опричнина? Потому что нужно было решать целый ряд застарелых проблем, которым было по 150-200 лет. А институциональные формы, которые были, как раз защищали эту старину, которая свое уже отжила, и решить по-другому было нельзя. Это уже связано с логикой развития России. У нас все процессы протекают медленно, экстенсивно. У нас нет организованных социальных сил и нет институтов. Поэтому все изменения, реально, у нас происходят рывком. И поэтому у нас очень странная, а при воплощении, часто страшная форма развития, преемственность через разрыв.
И в этом отношении, конечно, когда мы говорим о сегодняшнем дне, сегодня нет социальных сил, которые могут вырвать страну целиком из тупика, в которую она стала загоняться в позднюю брежневщину и в горбачевщину. Нет субъекта, который мог бы рвануть. И, как правило, в таких ситуациях субъектом может оказаться опричнина. Но я не думаю, что это панацея. Непонятно, какая это будет опричнина. Будет ли это опричнина «грозненского» типа «питерской» версии? Я думаю, что сегодня схватка будет не между опричным и институциональным принципами, а между опричниной «грозненского» типа и опричниной «питерского» типа.
О том, насколько это страшным может быть в реальности, можно прочитать в таком политфантастическом романе Олега Маркеева «Неучтенный фактор». Там очень хорошо показано, какой может быть опричнина, если она сочетается не с самодержавно-национальным принципом, а с олигархическим. Я думаю, что метод экстраполяции хорош тогда, когда работают стабильные факторы. Мы сейчас находимся в ситуации, когда метод экстраполяции не срабатывает. Мы находимся в кризисной ситуации, в точке бифуркации. И нынешняя опричнина, если она будет, безусловно, будет нести на себе отпечаток мирового кризиса. Этот кризис связан с кризисом капиталистической системы. И одной из задач этой опричнины будет выход из кризиса. Т.е. нынешняя опричнина будет в значительной степени тяжелей, чем сталинская, петровская и грозненская.
И есть еще одна неприятная вещь по поводу русских опричнин. В России опричнина вводилась тогда, когда Россия переживала кризис. Но все крупные русские кризисы были элементом крупных мировых кризисов. Например, в «грозненское» время и смута, последовавшая за ним, – были элементом кризиса «длинного XVI века». И у нас опричнина и наша Смута совпали с европейским временем – это была прелюдия к Тридцатилетней войне. Если говорить о революционных событиях начала ХХ века и о той опричнине, то все эти события были частью или прелюдией к Тридцатилетней войне ХХ века (1914-1945 гг.).
Ну и, не дай Бог, если эти наши потрясения, так сложится, что они будут прелюдией к некой новой войне. Хотя совершенно понятно, что мы живем в предвоенную эпоху. Вопрос в том: те конфликты, которые, безусловно, начнут ускоряться с 20-тых годов XXI века – будет ли это глобальный конфликт или, я думаю, что скорее второй вариант, это будет нечто похожее на Тридцатилетнюю войну. Что такое было Тридцатилетняя война? Это была совокупность четырех очень крупных локальных конфликтов.
Другое дело, что локальные конфликты даже в эпоху деглобализации, так сказать, затронут очень-очень большие области. И вот, скажем, наиболее вероятный конфликт «Афганистан – Пакистан – центральная Азия», как воронка, безусловно, всосет все окружающее и, прежде всего, Россию. Такая ситуация может, безусловно, наложить свой отпечаток и на опричнину. Она может впервые в русской истории принять военный характер. Опыт опричнины показывает, что как раз один из первых ударов, которые наносили опричнины, наносился по армии и по спецслужбам.
Вообще нужно сказать, что в русской истории военные никогда не были самостоятельной силой. Сегодня военные еще дальше от этого, потому что, так сказать, армии практически нет. Но ситуация военного вызова может создать и вызвать к жизни принципиально новые военные структуры, которые будут играть свою роль. Более того, общество может военизироваться на полукриминальный лад. Т.е. я думаю, что здесь нас ждут после 20-того года (XXI век) очень-очень много сюрпризов, очень много социальных форм. И новая опричнина, конечно, будет совсем не похожа на старые. Она будет нести на себе отпечаток уходящей эпохи, но в значительно большей степени она будет, грубо говоря, «выстрелом из будущего».
) все равно здесь...Я и живя здесь могу отдыхать только 24 дня, что там...
