Le Figaro: Можете ли вы доказать нам, что ваша армия не применяла химическое оружие в пригороде Дамаска 21 августа?
Башар Асад: Обвинитель должен представить доказательства. Мы предложили США и Франции предоставить хотя бы одно. Обама и Олланд не смогли ничего доказать, даже своим собственным народам. Во-вторых, давайте обсудим логику этого обвинения. Зачем нам могло бы понадобиться использовать химическое оружие, если наше положение сейчас лучше, чем в прошлом году? Зачем армии любого государства может понадобиться использовать оружие массового поражения, если она продвигается вперед с помощью обычного оружия? Я ничего не говорю о том, есть ли у сирийской армии химическое оружие или нет. Предположим, что наша армия хочет применить оружие массового поражения: разве она может сделать это в зоне, где находятся ее собственные силы? Наши солдаты тоже пострадали от этого оружия, в чем смогли лично убедиться инспекторы ООН, побывав в больнице, где они сейчас проходят лечение. Где здесь логика? Кроме того, разве можно применить химическое оружие в пригороде Дамаска, не убив при этом десятки тысяч людей? Как вам известно, эти вещества разносятся ветром... Все обвинения опираются на утверждения террористов и непонятные видео в интернете.
— Что вы можете сказать по поводу заявления США о том, что им удалось перехватить телефонный разговор сирийского высокопоставленного лица, в котором признается применение химического оружия?
— Если бы у американцев, французов и британцев было бы хоть одно доказательство, они бы сразу его показали.
— Возможно ли, что какие-то командующие в вашей армии приняли это решение без вашего одобрения?
— Мы никогда не говорили, что у нас есть химическое оружие. Ваш вопрос подразумевает вещи, о которых я не говорил, и которые мы не подтвердили и не опровергли как государство. Но если страна обладает подобным оружием, решение обычно принимает центральное руководство.
— Барак Обама отложил военные удары по Сирии. Как вы оцениваете это решение?
— Некоторые увидели в нем сильного лидера великой державы, потому что он пригрозил начать войну против Сирии. Мы же считаем, что сильный человек — это тот, кто предотвращает, а не разжигает войну. Если бы Обама был сильным, он бы во всеуслышание заявил: «У нас нет доказательств применения химического оружия сирийским государством». Он бы сказал: «Единственный путь — это расследование ООН. Поэтому передадим все на рассмотрение Совета безопасности». Однако Обама слаб, потому что испытывает на себе давление внутри США.
— Что бы вы сказали членам американского Конгресса, которые должны принять решение насчет ударов?
— Человек, который принимает такое решение, должен в первую очередь задуматься о том, что принесли недавние войны США и Европе? Чего добился мир в Ливии? Чего он добился войной в Ираке и других странах? Чего он добьется усилением терроризма в Сирии? Задача каждого члена Конгресса состоит в том, чтобы служить своей стране. Но разве США заинтересованы в расширении нестабильности и экстремизма на Ближнем Востоке? Разве американские парламентарии заинтересованы в продолжении того, что начал Джордж Буш, то есть новых войн по всему миру?
— Каким будет ваш ответ?
— Ближний Восток — это пороховая бочка, и искра сегодня становится все ближе. Стоит поговорить не только об ответе Сирии, но и том, что может произойти после первого удара. А сейчас никто не может сказать, что случится. Ситуация полностью выйдет из под контроля, потому что пороховая бочка взорвется. Нас ждет распространение хаоса и экстремизма. Существует опасность возникновения региональной войны.
— Будут ли ваши ответные меры направлены против Израиля?
— Вы же не ждете, что я сейчас расскажу вам о том, какими будут наши ответные действия?
— Что бы вы хотели сказать Иордании, где проходят подготовку мятежники?
— Иордания уже заявила, что не собирается становиться базой для любой военной операции против Сирии. Но если нам не удастся ликвидировать терроризм здесь у нас, он может легко перекинуться на другие страны.
— То есть, это предупреждение для Иордании и Турции?
— Мы уже не раз говорили им об этом, отправляли им сигналы самого разного рода. Иордания понимает это, несмотря на все давление к тому, чтобы превратить ее в транзитное государство для террористов. Что касается Эрдогана, мне вообще не кажется, что он осознает, что творит.
— Как отреагируют ваши союзники, «Хезболла» и Иран?
— Я не могут говорить за них. Как бы то ни было, их заявления предельно ясны, а интересы Сирии, Ирана и «Хезболлы» тесно связаны. Сегодня стабильность всего региона зависит от ситуации в Сирии.
— Как, по-вашему, можно остановить кровопролитие в Сирии?
— Сначала решение нужно было искать в диалоге, который позволил бы принять политические меры. Сегодня складывается уже иная ситуация. Мы сражаемся с террористами. От 80% до 90% из них принадлежат к «Аль-Каиде». Их не интересуют ни реформы, ни политика. Единственный способ противодействия заключается в том, чтобы их уничтожить. И только тогда мы сможем говорить о политических мерах. Сегодня решение заключается в том, чтобы прекратить отправлять в Сирию террористов, поставлять им оружие и оказывать финансовую и другую поддержку, как это делают в первую очередь Саудовская Аравия, а также Турция, Иордания, Франция, Великобритания и США.
— Готовы ли вы пригласить в Сирию лидеров оппозиции и предоставить им гарантии безопасности? Сказать им: «Давайте сядем за стол переговоров, чтобы найти решение»?
— В январе этого года мы выступили с инициативой, которая включала в себя все, что вы сказали, и даже больше. Тем не менее, эта самая оппозиция, о которой вы говорите, была создана за границей, у нее нет никакой народной базы в Сирии. Она сделана во Франции, в Катаре, но уж точно не в Сирии. Она лишь выполняет распоряжения своих создателей. Поэтому лидерам этой оппозиции не разрешается принимать наши предложения и политические решения для выхода из кризиса.
— В конце 2000-х годов Франция была вашим союзником, однако сейчас готова присоединиться к США в силовой операции против вашего режима. Что вы можете сказать об этой смене курса?
— Наши с Францией отношения в прошлом нельзя назвать дружескими. Франция пыталась изменить направление сирийской политики по указке США. Для нас это было очевидно. Кроме того, с 2008 года стало заметно влияние Катара. То есть, французская политика по отношению к Сирии в тот момент полностью зависела от Катара и США.
— В среду французские парламентарии обсудят вопрос участия Франции в операции против Сирии. Что бы вам хотелось им сказать?
— Со времен вторжения в Ирак в 2003 году Франция решила отказаться от своей независимости и стала придатком американской политики. Это касается как Ширака, так и Саркози и сегодня Олланда. Посмотрим, действительно ли заседание французского парламента будет означать, что французы вернут себе независимость в принятии решений. Мы надеемся, что все будет именно так. Что французские парламентарии примут решение в соответствии с интересами Франции. Я спрашиваю их: «Разве вы можете поддержать экстремизм и терроризм?» Могут ли они встать на сторону тех, кто, как Мохаммед Мера, убивал невинных людей во Франции? Как Франция может сражаться с терроризмом в Мали и помогать ему в Сирии? Станет ли Франция еще одним примером столь любимой США политики двойных стандартов? Как французские парламентарии могут убеждать своих сограждан в светском характере французского государства и в то же время поддерживать конфессионализм в других странах? Это государство призывает всех к демократии, однако к числу его главных союзников относятся страны, которые до сих пор живут средневековым укладом, например, Саудовская Аравия...
— Стала ли Франция врагом Сирии?
— Любой, кто оказывает финансовую и военную поддержку террористам является врагом сирийского народа. Любой, кто противодействует интересам Сирии и ее граждан, враг. Французский народ не является нашим врагом, однако политика его государства враждебна по отношению к сирийскому народу. И раз политика французского государства враждебна по отношению к сирийскому народу, это государство является его врагом. Враждебности придет конец, когда французское государство изменит свой курс. В любом случае, все это, разумеется, отрицательно отразится на интересах Франции.
— Вы решительно настроены на борьбу?
— У нас есть два варианта: сражаться и защищать нашу страну от терроризма или же сдаться. Когда речь заходит о родине, все сражаются, все готовы пожертвовать собой ради нее. Здесь нет никакой разницы между президентом и обычным гражданином.
— Вы больше не контролируете значительные участки территории. Как вы могли бы вернуть их себе?
— Наша главная трудность — это не контроль территории. Нет мест, куда армия не смогла бы пройти, если бы у нее была на то потребность. Настоящая проблема в том, что террористы продолжают пересекать границу. И том, что они устроили в обществе на захваченной ими территории.
— В Сирии были похищены несколько французских журналистов. Вам что-то известно о них? Их не удерживают власти?
— Если их взяли в заложники террористы, то спрашивайте террористов. Если же государство задерживает кого-то за незаконное пересечение границы, то передает дело в суд.
