Тополь-М
Активный участник
- Сообщения
- 2.018
Часть 1
Июньский марш-бросок двухсот российских десантников из Боснии на главный Косовский аэродром Слатину стал одной из самых больших сенсаций 1999 года. Некоторые политики назвали его авантюрой, поставившей мир на грань новой войны. Другие увидели в нем попытку России напомнить ведущим государствам планеты, что они рано списали ее из исторического процесса - ни один серьезный вопрос на Земле не может решаться без участия Москвы. Тем более такой, как проведение миротворческой операции на Балканах.
А третьи назвали ту июньскую ночь - новым триумфом российской армии, которая еще и еще раз доказала всем сомневающимся: нет таких задач, которые не смогли бы решить наши солдаты и офицеры. Об этом должны знать и на Потомаке, и на Одере, на Сене и Темзе, да и в других столицах мира.
После того марш-броска передовые отряды миротворческих сил России - чуть больше 700 солдат и офицеров, переброшенных по воздуху из Пскова, Рязани и Иванова на приштинский аэродром Слатина, начали занимать свои места в американской, немецкой и французской зонах ответственности. Основные силы наших "голубых касок" - около трех тысяч человек, а так же боевая и вспомогательная техника, транспортные вертолеты и вертолеты огневой поддержки, строительные и хозяйственные материалы, прочее армейское имущество прибыли в Косово чуть позже морем и железной дорогой. Через греческие порты Салоники и Катерини, югославскую станцию Лесковац.
Вместе с первой рекогносцировочной группой российских десантников в зоне межэтнического конфликта побывал наш обозреватель. Через несколько месяцев он приехал в Косово еще и еще раз. Это страницы из его Балканского дневника.
1. Штаб по сотворению мира
Рекогносцировка - 1
- Вот и приехали, - с досадой крякнул майор Игорь Тонких. - Местечко нам досталось, - не приведи Господь.
Грузный, под сто с лишним килограмм веса, в наброшенном на плечи тяжелом бронежилете майор легко спрыгнул с борта бэтээра на скользкую от раскисшей глины землю и чуть не упал на разъехавшейся под ботинками рыжей жиже. Но в последний момент все же удержался на ногах. Он забросил на спину автомат, затоптал в пузырящейся луже окурок сигареты и, зло чертыхаясь про себя, неторопливо, как бы демонстративно соблюдая чувство собственного офицерского достоинства, пошел через строй французских автоматчиков к зданию местной полицейской управы. На ней красовался герб их пехотно-механизированного батальона. Стоящие в профиль на задних ногах львы держат передними лапами щит со скрещенными мечами.
Вслед за майором через люк "броника" вылез и я.
Причина майорской досады мне была известна. В Хельсинки высокие договаривающиеся стороны в лице наших и натовских генералов нарисовали на карте "огурец", внутри которого должен размещаться во французском секторе его десантный батальон. И оказалось, что генеральский карандаш прошелся как раз по центру местной общины - городу Сербица. Как теперь считать, - мяч все же попал в корт или, к ядреной фене, вылетел в аут, недоумевал Игорь.
Кто будет отвечать за местную столицу, - мы или французы, которые, кстати, и заняли единственный уцелевший здесь дом - полицейский участок. Если земляки чемпионов мира по футболу, то как нам, русским миротворцам, налаживать спокойную жизнь в районе, с руководством которого смогут контактировать только они?! А если удастся договориться, что Сербица все-таки входит в нашу зону ответственности, то как убедить французов освободить здание, в котором они с таким комфортом расположились?!
Это все равно, что взять и отдать англичанам свой главный приз в Косово - военный аэродром в Слатине. Чего мы ни себе, ни британцам не можем позволить ни при каких условиях.
А если учесть еще и такую деталь, что сто процентов местного населения сегодня представляют одни мусульмане, которые русских, мягко говоря, не очень любят, и жить нашим десантникам придется даже зимой только в палатках, без света и воды, то ясно, что настроение у майора Тонких может быть сейчас, перед переговорами с французами только паршивым. Под стать погоде.
Над Сербицей шел, не переставая, дождь.
Он лил, как из ведра. Плотными косыми полосами. За его серой стеной едва-едва различались недалекие зеленые горы, полуразрушенные постройки - то ли коровники, то ли ангары из-под сельхозтехники, черные остовы выгоревших до стен домов, горы проржавевшего металлома и мусора, который еще недавно был для кого-то грузовиком, трактором или "Фольксвагеном", кроватью или диваном, столом или креслом, крышей над головой - чьей-то обычной человеческой жизнью.
Было холодно и тоскливо, как будто на дворе стояла не середина знойного лета, а глубокая мрачная осень.
В штаб батальона, на переговоры наших генералов с французским командованием меня вслед за майором Тонких, несмотря на аккредитацию при пресс-центре КFOR, международных миротворческих сил в Косово, все-таки не пустили.
Игорь прошел в здание, а я, без особой надежды на результат, навел объектив фотоаппарата на окружающий безрадостный пейзаж, щелкнул пару раз затвором и опять залез внутрь тесного, но очень теплого и потому, несмотря на запах солярки, уютного БТРа. Солдаты, навалившись спинами друг на друга, дымили дешевенькой "Явой" и привычно, без злобы и особой матерщины, перемывали кости своему армейскому начальству.
За что "десантуре" не приглянулся Заварзин
- Обещали нам, что мы задержимся в Слатине только на две недели, - говорит ближайший ко мне, стриженный под ежик десантник, которому на вид лет 25-27, - а держат здесь уже больше месяца. У пацанов кошки на душе скребут: через неделю - ротация, надо возвращаться в Россию, а заработанные нами за полгода, за год "баксы", купленные у "югов" автомобили, "телики" и "видики" остались на базе в Симин-хане...
"Югами" наши десантники называют всех югославов без деления на национальности и религиозные конфессии. Что сербы, хорваты, албанцы, цыгане, шептари - все у них "юги" да "юги". Правда, местных мусульман они от православных отличают. На солдатском сленге они - "муслы", с ударением на последнем слоге, а американцы - "пиндосы" (ударение на втором слоге), англичане - "полупиндосы"... Почему так, а не иначе, никто не скажет. Так уж повелось, и все.
А БТР с бортовым номером 316, в котором мы прячемся сейчас от дождя, прибыл в Косово той самой "звездной" ночью 12 июня из Боснии. Он был одним из тех шестнадцати "бронников", которые совершили, как говорят о себе десантники, "беспримерный подвиг", вставив фитиль всем "пиндосам" и "полупиндосам", заставив их тем самым понять, что плевать на Россию и ее армию с высокой горы им пока что все-таки рано.
Но большая политика - большой политикой, а собственные проблемы, конечно же, ближе к телу.
- Свои "баксы" я ношу вот здесь, на груди, - стучит по бронежилету стриженный миротворец, его, как и майора Тонких, тоже зовут Игорь, - а вот пацаны (так он отзывается о десантниках, которые заключили контракт с министерством обороны на поездку в Боснию, едва прослужив год с небольшим) рассовали свои доллары перед отъездом в Косово кто куда - кто-то остающимся ребятам их передоверили, кто-то в командирском сейфе бросил, а кто-то знакомым сербам отдал. Двадцатого народ улетит в Россию, - ищи потом свищи свои шесть тысяч "баксов".
Игорь - человек спокойный и рассудительный. На контрактной службе уже больше семи лет. Воевал в Чечне, служил миротворцем в Абхазии. Черед два месяца у него в Рязани должен родиться ребенок. Беременная жена не знает, что он - в Косово. Потому и не называет мне свою фамилию. Не хочет, чтобы она прочитала, как из "тихого" места в боснийской российской зоне он попал в самое "пекло".
- Ни к чему ей это, - говорит он.
А пацанов Игорь по-отечески жалеет.
- Жизни они не знают, - вздыхает он. - Вырвутся с блок-поста в увольнение и сразу - в "стрибок" (стриптиз-бар, на десантном жаргоне), заимеют какую-нибудь молдаванку или хохлушку (девушки из этих стран, по словам Игоря, в основном и подрабатывают в Боснии древнейшей профессией), растратят сотни три дойчмарок за пару часов и счастливы. А то залетят за 4-5 тысяч "баксов" на раздолбанный "ауди" или "фольксваген" девяностого года выпуска и не вдолбишь им, пацанятам, что дома и девушки, и машины в сто раз лучше и дешевле. Да и на лекарства и на запчасти потом тратиться не придется.
- Житейской выдержки пацанам не хватает, - резюмирует Игорь.
За месяц службы на аэродроме в Слатине он похудел килограмм на десять. Говорит, весил под девяносто кило, сейчас - едва восемьдесят. Это не только потому, что здесь кормят паршиво - в непонятно какой каше даже мяса не отыщешь, а в Симин-хане даже фруктов - яблок, апельсинов, бананов давали сколько хочешь. Отощал он в основном от переживаний, да еще и от тутошней армейской бестолковщины.
Началась она, по мнению стриженного десантника, в генерала Заварзина. Чужой он для ВДВ человек, не из-под парашютного купола.
Прибыли они, к примеру, после знаменитого марша прямиком на аэродром в Слатину, а там все целехонько - казармы югославских летчиков и техников, столовая, кухня, подсобные помещения... Красота, да и только. Есть свет, горячая и холодная вода, даже междугородний телефон работал, - многие пацаны домой беспрерывно звонили. Сколько теперь за это счетчик накрутит и кому, одному Богу известно.
Правда, "юги" думали, что казарму эту займут американцы и перед уходом всю канализацию дерьмом забили, в помещения и на лестницы груду мусора навалили. А как увидели русских, в считанные часы все привели в порядок.
Только ночь спали в этой роскошной казарме двести десантников. Утром генерал Заварзин приказал уйти из нее. Горы слишком близко, объяснил он, будут нас оттуда обстреливать.
Выстрелов с гор не было ни разу, но после того, как русские ушли из казармы, ее тут же растащили местные мародеры. Все водопроводные краны повыкручивали, задвижки на окнах, стекла и паркет поснимали. А что не унесли, - загадили и поломали. Через неделю сверху поступила новая команда: вернуться на старое место. Вернулись. Теперь все ремонтировать и восстанавливать придется самим. На какие шиши и из чего, непонятно.
А история с организацией обороны аэродрома?! Приказали им выставить посты по всему его периметру и окопаться, - вдруг англичане или кто другой решат их силой вышибить с занимаемых позиций. Вырыли десантники окопы по полному профилю, вкалывали после бессонного марша, как проклятые, каждый командир нарисовал для подчиненных, как и положено, карточку огня, распределил зоны обстрела между гранатометчиками, пулеметчиками, стрелками... И что?
"Полупиндосы" к ним даже не приблизились. Расставили своих гуркхов - непальских стрелков на дорогах к аэродрому и получилось, что не мы его охраняем от них, а они нас охраняют от "муслов". Хотя те на "десантуру" тоже нападать не собираются, - здесь, в Слатине, никто ни в кого не стреляет. Некому друг в друга стрелять, - все сербы давно покинули это место.
Первое время они приходили из окрестных деревень на посты к русским солдатам, просили у них защиты. Плакали, говорили, что албанцы наведываются в их дома каждый вечер, приставляют к голове пистолет и требуют уходить на все четыре стороны. Но приказ был блокпостов не оставлять, и сербы больше к нам не приходят.
Игорь, да и другие ребята из экипажа 316 "броника" считают, что армейское начальство их вообще-то "кинуло". После того, как они так лихо заняли приштинский аэродром, надо было, как требует военное искусство, развить успех, присылать сюда, в Слатину, самолеты с десантурой один за другим. Через несколько часов они имели бы собственную зону ответственности. Ни "пиндосы", ни кто другой не осмелились бы открыть по ним огонь.
- Побоялись бы наших ракет, - говорит солдат.
Десантникам кажется, что русские генералы испугались собственной смелости или кто-то их, как это было в середине девятостых в Чечне, за руки хватал. Политикам наша победа была ни к чему, считают они.
"Забытый" батальон
Экипаж 316-го "броника" думает, что Родина про них вообще забыла.
- Мы ничего не знаем, что о нас, о нашем 620-километровом марше думают и говорят в Москве, в Питере, в Пскове и Рязани, - говорят мне ребята. - Телевизоров и радиоприемников у нас нет, газеты и журналы из России не приходят, письма тем более. Депутаты Госдумы, которые сюда, в Слатину, приезжали - Бабурин с сотоварищи - встречались только с генералом Заварзиным. Поговорить с "десантурой" у них времени не нашлось, а может не захотели.
- Вот и поводу наших наград разные слухи ходят, - рассказывают солдаты. - Вроде бы по решению генерала Заварзина, которому, вроде, светит еще и звезда Героя России, каждый получит только медаль министра обороны "За укрепление боевого содружества", а "приличные" ордена и медали - "Мужество" и "Отвага" - достанутся узкой группе приближенных к оперативному штабу.
- А "водил" почему обижают, - спрашивает меня Игорь? - двадцать часов за рулем и ни одной поломки, - это что кот начхал?!
- Знаете, какую скорость на марше положено держать по боевому уставу?
- Знаю. По-моему, 25-30 километров в час.
- Вот-вот. А они выжимали по 80-90. Это стоит боевой медали.
Я думаю, стоит.
Но получат эти медали десантники или нет, им никто не объяснил. Сказали только, что награды должен вручать кто-то из большого армейского начальства. Вроде министра обороны или начальника Генерального штаба. Но их в Косово тоже не видели. Слышали ребята, что президент Клинтон со своей женой прилетал в Италию и в Македонию к своим солдатам, жал им руки, благодарил за службу.
Приезда своего Верховного главнокомандующего они, конечно, не ждут. Но премьер-министр генерал-полковник Степашин мог бы его в этом случае заменить или ему тоже недосуг повидаться с солдатами, спасшими и отстоявшими на Балканах пошатнувшийся военный авторитет России, спрашивал меня, московского журналиста, десантник Игорь. Или он прилетит сюда, когда никого из нашего батальона здесь уже не будет?
Что я мог ему ответить? Пошутить, что ни один подвиг у нас не остается безнаказанным, или напомнить о том, что есть в армии такая традиция поощрять провинившихся и награждать непричастных? Но то и другое показалось мне в данной ситуации пошлостью. И потому пришлось промолчать.
Зачем им это Косово
Но если подвиги у нас наказуемы, зачем тогда эти двадцатипятилетние русские парни рвутся в миротворцы? Почему, как рассказывал мне командир Ивановской парашютно-десантной дивизии генерал-майор Александр Ленцов, в батальон, отправляющийся на год службы в горы, в палатки, без света и воды, у них был конкурс среди контрактников, как на актерский факультет ВГИКа, тридцать человек - на место?
- За два дня мы набрали из резервистов практически все пятьсот человек, - сказал генерал, - и это никак не сказалось ни на численности, ни на боеготовности моей дивизии.
- Зачем тебе это Косово? - спросил я у одного из таких резервистов сержанта Андрея Бороздина.
- Причин много, - ответил он, - но на первом месте стоит, наверное, какой-то азарт, что ли.
Андрей прослужил в десантных войсках с перерывами почти восемь лет. Был практически во всех "горячих точках" бывшего Союза. В Приднестровье, в Чечне и Таджикистане. Служил в разведке. Награжден фронтовой медалью "За отвагу". Вспоминает, как из-под плотины у Дубоссарской ГРЭС водолазы вытаскивали трупы женщин, к которым колючей проволокой были прикручены их дети.
- Я хочу, чтобы такого больше не было, - чуть напыщенно, видимо, для журналиста, говорит он. - А потом кому-то нравится смотреть на цветущие города, а мне - на руины.
- Спокойная жизнь надоедает, - философствует Бороздин. - От этого наркотики, алкоголь, ночные клубы, девочки... Меня все это не привлекает. Хочется хорошей встряски. Терпеть голод, холод, лишения... И чтобы цель у всего этого была не абы какая, а высокая.
Семью Андрея не завел.
- Такой образ жизни, - говорит он. - Куда мне жениться?!
Почему он прилетел в Косово?
Да потому что тут сейчас разворачиваются основные события. Здесь и сербы с албанцами, и НАТО с Россией друг против друга. "Пиндосов" Бороздин не любит, албанцев тоже. Они, говорит, хитрые и коварные, он им не доверяет. И хотя миротворец должен быть беспристрастным, отдает предпочтение сербам. Они с нами одной веры, замечает Андрей, а православных в Европе и так осталось с гулькин нос. Они и по духу, и по характеру нам, русским, ближе, чем косовары. Но если будет какой-нибудь конфликт, так просто стрелять ни в кого он не собирается. Доложит об этом начальству и будет действовать только по приказу свыше.
К французам, в секторе которых будет размещаться его десантная рота, Андрей относится, по его словам, положительно. Они - люди добрые, мягкие. Никто после революции наших белоэмигрантов так не приютил, как они, говорит Бороздин. Единственный их недостаток - супружеская неверность. Но с этим можно мириться.
Богатства в "горячих точках" он не накопил. Двойной, тройной оклад испаряется после войны, как дым. "Все уходит только на восстановление сил", - рассказывает Андрей. И то, что в Косово обещали платить по тысяче "баксов", его не особенно радует.
- Деньги для меня не главное, - говорит Бороздин. - Я бы поехал и бесплатно. Весной, когда начались бомбардировки Белграда, даже ходил в военкомат, хотел записаться добровольцем, но набора тогда не было. А на этот раз все получилось, как надо.
- Ну, а если все-таки заплатят, как обещали, от долларов откажешься? - спрашиваю я.
- Нет, не откажусь.
Рекогносцировка - 2
Ботинки майора Тонких показались в люке "броника" только через час с лишним после начала переговоров. Потом за ними внутрь нашего стального убежища протиснулись майорские штаны, бронежилет и автомат, а уже затем красное, то ли от холода, то ли от долгих споров с французами, обветренное и мокрое от дождя лицо.
Он достал сигарету и начал рыться в карманах в поисках зажигалки. Не нашел ее. Из черного нутра бэтээра протянулось к нему несколько грязных и мозолистых рук. В них горели огоньки. Игорь прикурил, затянулся и лишь после этого радостно выдохнул:
- Мы их все-таки доломали. Аут оказался для французов. А Сербица будет нашей.
Экипаж 316-го на эти слова никак не отреагировал. Ему было все равно. "Забытому" батальону здесь миротворческую службу уже не нести.
- Французы, их генерал, его зовут, если не ошибаюсь, Брюно Кюше, все же - молодцы, - рассказывал между затяжками майор. - Они обещали нам, как только сюда придет весь наш батальон, уйти из города и отдать здание полицейской управы. Там расположится мой штаб и казарма первой роты. Остальным придется ставить палатки. Ничего не поделаешь. Места другого больше нет. Правда, англичанин из штаба KFOR, этот полупиндос несчастный, говорит: это еще решение - не окончательное, его должен утвердить командующий генерал Джексон.
- Утвердит, никуда не денется, - заверил меня Тонких. - Он - солдат, не политик. Выпендриваться не станет.
- А что местные албанцы?
- Те, конечно, - пакостники порядочные. Говорят, будем выполнять соглашение между НАТО и ОАК, но любви русским не обещают. Нам что главное, - чтобы в спину не стреляли, колодцы не травили, а без их любви мы как-нибудь обойдемся. Вы же знаете, поле после боя всегда достается не кому-нибудь, а миротворцам. А это не только французы с американцами, но, в частности, и мы. И с русскими десантниками им тоже придется считаться, - заключил Тонких.
Майор докурил сигарету, натянул шлемофон и по пояс вылез из люка. На холодный и мерзкий дождь. Так положено в армии, - старший в экипаже, помогая механику-водителю, должен следить за дорогой. Вне зависимости от погоды.
- Заводи, поехали, - скомандовал Игорь. И 316-й рванул через дождь за генеральским "уазиком".
Слатина - Косовская Митровица - Сербица
Блог Виктора Литовкина
Часть 2
Витор Литовкин, РИА Новости
Прощальный поросенок
- Знаешь, кто самый лучший сапер? - спрашивал бравый десантник 76-й Псковской дивизии ВДВ сержант Сережа и, не обращая внимание на недоумение, написанное на моем лице, сам же ответил на собственный вопрос, - Поросенок.
Видимо, выражение моего лица стало еще больше глупым, чем можно себе это представить. Поэтому сержант смутился и начал подробно, как для школяра, растолковывать журналисту, почему так считает.
- Свиньи, какую бы ерунду о них не говорили, - суперосторожные животные, - объяснял он. - Поросенок никогда не подойдет к мине или к растяжке ближе, чем на метр-полтора. Никогда не заденет, не переступит ее. Наверное, чувствует какой-то неприятный для себя запах, который идет от взрывчатки, или опасность. Ну, точно собака. Жаль только дрессировать его нельзя. А то бы я ходил с ним по дорогам, а не с миноискателем...
Эту байку по поросенка-сапера, а может и не байку - кто знает точно - я услышал в прошлом году в наших миротворческих частях в Абхазии. А вспомнил ее недалеко от Слатинского аэродрома в Косово, где познакомился с однополчанами сержанта Сережи - саперами 76-й Псковской дивизии ВДВ подполковником Александром Моревым и десятью его подчиненными, занятыми разминированием гор и долин, окружающих этот знаменитый аэродром.
Правда, поросят в Косово я так и не увидел. Албанцы, в отличие от абхазов, их вроде бы не держат, не выпускают, как те, без привязи на вольный выпас в окрестные "желудевые" леса. А сербы, покидая свои дома, скотину, как правило, режут и практически за бесценок продают ее мясо русским десантникам.
Последнего местного поросенка мы, наверное, как раз и съели накануне вечером при свете керосиновой лампы "Летучая мышь", когда пили спирт с командованием Боснийского батальона. На аэродроме Слатина опять заглох движок и потому в казарме вырубило электричество. Мы не сумели тогда досмотреть снятый кем-то из десантников видеофильм про "историческую ночь 12 июня", когда "боснийцы" на своих замызганных "бронниках" входили в ликующую Приштину.
Взрослые, сорокалетние мужики, полковники и подполковники, прошедшие Афганистан, Абхазию и Чечню, да и многое еще чего подобное, не раз смотревшие смерти в глаза, плакали в тот вечер, глядя на синий экран телевизора, и не стеснялись ни журналистов, ни подчиненных. Может спирт был тому виной, может жаренный поросенок, а может что-то другое... Но не исключено и то, что это были слезы пережитого тогда звездного счастья, которое выпадает только раз в жизни, да и то не каждому.
Но, Бог с ними, с поросятами, спиртом, переживаниями той ночи...
Тихая работа
Подполковник Морев говорил мне, что поддаваться эмоциям для сапера - непрофессионально. Поэтому он набирает к себе в команду ребят спокойных, флегматичных по темпераменту, может даже в чем-то заторможенных, которых ничем не прошибешь. «Как бы суперосторожных?» - тут же, по аналогии, подумалось мне.
Поддаваться эмоциям для сапера - непрофессиональноА подполковник, словно угадав мои мысли, продолжал рассказ:
Нам удаль, геройство - ни к чему. У сапера - работа тихая, как у грибника. И радоваться, если увидишь растяжку, мину, какую-то неразорвавшуюся бомбу или услышишь ее писк в наушниках миноискателя, не получается. Да и некогда. Присядешь на корточки и прикидываешь так и этак, что делать - тянуть ее "кошкой", разгребать руками или обкладывать толовыми шашками и взрывать на месте. А если рядом дома и на месте нельзя, если она поставлена на неизвлекаемость?...
Мы стояли с Александром Моревым на склоне горы, которая плавно спускается к аэродрому Слатина. В этот момент его подчиненные старшина Володя Федоренков, старшие сержанты Женя Чарыев и Ваня Елисеев, сержанты Дима Дегтярев и Виталий Салагаев, в касках и бронежилетах, с миноискателями в руках, шли небольшим уступом, на расстоянии в полтора-три метра друг от друга, "обшаривали" окрестные кусты и овраги.
Я вспомнил, в Абхазии саперов называют "охотники на смерть". Наверное, здесь в Косово как-нибудь похоже. Но спросить об этом подполковника как-то постеснялся. Вместо этого задал другой вопрос:
- Не боишься отпускать их одних? - кивнул я на ребят.
- Нет, - мотнул головой подполковник. - Во-первых, они не одни, а вместе. Во-вторых, за плечами у каждого - и Чечня, и Босния, и Абхазия.
Здесь в Косово, в отличие от Абхазии, минную войну с миротворцами никто не ведет. Никто не закапывает рядом с дорогой, где проходят армейские "бронники" тяжелые, радиоуправляемые фугасы, не сидит в недалеких кустах и не ждет, когда к нему приблизится кто-то из российских саперов и не соединяет электроконтакты радиовзрывателя. Эта "мода" тут еще не прижилась и не вошла в практику. Но "минной грязи" все равно - очень много.
Александр Морев, запретив мне вытаскивать из кофра фотоаппарат, показал карту местных минных полей.
Там зеленых кружочков, обозначающих зоны минирования югославской армии, и кружочков с крестиками внутри - зоны минирования Освободительной армии Косово, действительно, как грязи. Особенно вдоль границ с Албанией, Македонией, на танкоопасных направлениях - открытых пространствах, которыми для бронетехники являются сады, поля, огороды с картошкой, капустой, помидорами, на дорогах и горных перевалах. Сейчас все это зарастает сорняками. Потому что и та, и другая, как говорят военные, "противоборствующие стороны" очень боялись наземных боев и навтыкали в эти места мин столько, что работы теперь саперам хватит лет на десять-пятнадцать, а то и больше.
Хватает здесь и мин-ловушек. Самых примитивных, известных еще с Первой мировой войны. Вроде, деревянной коробочки, внутри которой лежит небольшой, грамм на 50, брусок толуола. В него воткнут взрыватель. А крышечка коробочки уложена на чеку. Наступит кто-то на деревяшку. Она выдавит чеку-предохранитель. Освобождается иголочка взрывателя, бьет по капсулю. А от него детонирует тол. Мгновение, и ноги, наступившей на мину, нет по самые... Впрочем, все знают, по что.
Такую мину-ловушку установила какая-то сволочь в доме одной цыганки в местном селе Магура. Она уселась на свою постель, пружинный матрац надавил на крышку мины, та - на чеку... Словом, цыганке очень повезло, что недалеко были русские десантники, - врач десантного батальона, того самого, где служит и Александр Морев со своими саперами, майор Виктор Шинкаренко остановил кровотечение, обработал ее раны. Танцевать женщина сможет не скоро, но жить будет, если "муслы" не достанут. Но это тема для другого репортажа.
Но главная проблема, рассказывает мне подполковник Морев, не только или не столько в установленных по всем правилам военной науки минных полях, не в минах-ловушках, их не так много здесь встречается, - гораздо большую опасность сегодня для местного населения, да и для самих саперов представляют разлетевшиеся в разные стороны взрывоопасные предметы - неразорвавшиеся после бомбежек авиабомбы и снаряды, на которых уже, что называется, взведены взрыватели. Стоит задеть такую "железяку" и...
Не ходи по траве
Первая заповедь, которой здесь, в Косово, обучают всех вновь прибывших, гласит: "Не ходите по траве!". Пусть там в брошенных садах яблони и сливы прогнулись от налитых соком плодов, пусть персики и абрикосы манят своей краснобокой желтизной. Хочешь жить, - "Не ходи по траве!" Облизываешься, но не ходишь.
Здесь в Косово, в отличие от Абхазии, минную войну с миротворцами никто не ведет. А вот подчиненные подполковника Морева просто обязаны по ней ходить. Хочешь-не хочешь. Такая работа. И пока им, слава Богу, везет. В их зоне ответственности, рядом с аэродромом Слатина то ли американские, то ли английские летчики разбомбили югославский склад РАВ - ракетно-авиационного вооружения. Он стоял аккурат на склоне той горы, под которой находился двухсотпятидесятиметровый бетонный туннель, в котором "юги" прятали свои "Мигари". Туннелю после попадания трех ракет (от них остались огромные воронки на склоне горы) - хоть бы что, а вот от склада остались только развалины и взрывоопасный мусор, который разлетелся во все стороны на сотни метров по радиусу.
Моревские ребята собрали уже двадцать шесть тысяч таких "игрушек". От их взрыва в одной из воронок часа три горела трава на склоне. Володя Федоренков говорит: все руки стер лопатой, пока ее тушил. Но выгорело много. Теперь за зеленом фоне там почти до самой вершины светится большая черная проплешина. И теперь гору, где был склад РАВ, саперы называют "Паленной". А неразорвавшихся мин и снарядов вокруг еще - видимо-невидимо.
Перед выходом в горы на разминирование с подполковником Моревым и его ребятами я познакомился с английским сапером младшим сержантом Андре Скоттом. Их батальон стоит тут же на аэродроме Слатина, недалеко от наших миротворцев - в какой-то сотне метров. И Андре мне рассказывал, что им повезло: они разоружили в своей зоне ответственности уже полсотни взрывоопасных предметов, из них две противотанковые мины советского производства.
Сержант Скотт четырнадцать лет в армии Ее Величества.
Он воевал на Фольклендах, бывал в Ираке, снимал мины с берегов Персидского залива. Говорит, что и в Великобритании работы саперу еще лет на сорок хватит, - не все собрано, что накидали на них в годы Второй мировой гитлеровские летчики. Но в Косовский край он приехал с большим удовольствием, хотя получает здесь чуть меньше денег, чем получал бы дома, - всего 150 долларов в день. Нет тех надбавок, которые платят военнослужащему в Англии. И тем не менее, ему тут очень интересно.
- Где еще получишь такой опыт, как здесь, - утверждает Андре Скотт. - Мины - югославские, советские, немецкие... Много мин-ловушек разбросано для гражданского населения. Я таких нигде больше не видел. Уметь их разоружать - неоценимый багаж для военной карьеры. И еще это очень важная гуманитарная миссия. Как для Европы, так и для всего мира. Вы знаете, противопехотные мины запрещены. А их - миллионы. Это хорошая работа на много лет вперед, за ней - будущее...
Миротворцу подполковнику Мореву обещано за службу на югославской земле 1320 долларов в месяц. Его подчиненным, сержантам - 1110 "зеленых". За смертельный риск, конечно, - не Бог весть что, с получкой младшего сержанта армии Ее Королевского Величества не сравнить. Да и черт с ним, с этим сравнением, не за деньги же служит российский солдат.
Салют над "Паленной"
В Абхазии саперов называют "охотники на смерть". Наверное, здесь в Косово как-нибудь похоже. ... К концу нашего похода в горы подчиненные подполковника Морева собрали в окрестностях бывшего склада РАВ еще десятка три взрывоопасных предметов, сложили их на дне одной из старых воронок, где уже высилась горка из полсотни мин, неразорвавшихся снарядов и прочей убийственной ерунды. Правда, взрывать это все сразу не стали. Телевизионщики просили не делать это без них, - хотели отправить домой "грохочущий" сюжет.
Но наступил вечер, ребят с телевидения не было, - они задержались на съемках отправляющейся в американский сектор очередной колонны с десантниками. Оставлять на ночь груду неохраняемых боеприпасов Александр не решился. И когда совсем-совсем сгустилась тьма, над горами прокатился грохот взорванных снарядов. Получилось, как праздничный салют. Только на этот раз без пожара на склоне "Паленной".
- А какое будущее у тебя и твоих ребят? - спросил я у подполковника Морева, вспомнив разговор с англичанином. - Есть у вас перспектива поехать куда-нибудь, например, в Камбоджу, заниматься там разминированием под флагом ООН?
Подполковник посмотрел на меня, как на малахольно-наивного мальчика. Мол, неужели ты, взрослый мужик, сам не знаешь-не догадываешься. Я не знал. Вернее, не знал наверняка или хотел услышать, что именно он думает, что скажет.
- Нам бы год тут, в Югославии, без особых проблем, без каких-нибудь происшествий продержаться, - помолчав немного, ответил офицер. - "Баксов" подкопить на квартиру. А там посмотрим.
Российские саперы, понял я, загадывать на будущее не любят. Не будем этого делать и мы. Хотя очень хочется, чтобы все они, до единного, вернулись потом домой. Где их очень ждут, с "баксами" или без них - все равно.
Слатина-Приштина
Блог Виктора Литовкина
Часть 3
Интервью на первую полосу
Младший сержант Костромина, повариха десантного батальона из 76-й Псковской дивизии ВДВ, давала интервью первый раз в жизни. И не кому-нибудь, а бригаде английских журналистов из лондонской "Дейли телеграф". Пока один при помощи переводчика расспрашивал ее о том о сем, двое других фотографировали.
То с одной стороны зайдут, щелкнут затвором. То - с другой. Опять щелкают затворами своих "Никонов".
Татьяна, конечно, не то, чтобы нервничала, но заметно волновалась.
- Перестаньте фотографировать, - шумела она на репортеров. - Я не собиралась с вами сниматься, не красилась и вообще... Может это провокация - сделаете еще какую-нибудь уродину, - английских мужиков русскими солдатками пугать.
Я как мог ее успокаивал.
- Они ребята - нормальные. Без провокаций. И на уродину пленку тратить не будут. И потом такую красоту испортить невозможно.
- Вы так полагаете? - бросила на меня быстрый взгляд младший сержант. И в глазах ее было столько тепла и благодарной нежности, что, боюсь, если бы не трое детей, которые ждут меня в Москве, получил бы я, наверное, на свою голову статус "невозвращенца" из Косовского края. Но выручили меня коллеги.
Фотокамеры у репортеров из "Дейли телеграф" оказались цифровыми, и их на задней крышке тут же можно рассмотреть, что получается в кадре. Татьяна посмотрела на свое изображение и осталась, как мы поняли, довольна. Даже уступила настойчивым просьбам британцев и сняла с головы солдатскую кепку.
Пепельно-русая волна волос хлынула на плечи бронежилета, на ствол "Калашникова", на воротник камуфляжа... Голубые глаза Татьяны колыхнули из-под них, словно два озера, в которых можно было утонуть не только отцу трех детей. Англичане тоже вздрогнули, засуетились и еще быстрее защелкали затворами "Никонов". А младший сержант, будто и не догадалась, какой произвела эффект среди мужчин-журналистов, даже бровью не повела и продолжала рассказывать о себе.
- Возраст скрывать мне еще рано, потому что в 27 лет у нас, в России, это не принято. Нет, не замужем. Родилась в Киришах, под Ленинградом. Там сейчас живут мои родители. Отец служил прапорщиком, сейчас на пенсии. В армии я уже семь лет. Почему надела военную форму? Нравится мне это дело. Платят немного - 800 рублей в месяц. Но в Пскове на них жить можно. Тем более, если тебя еще и кормят в солдатской столовой. Конечно, и с парашютом прыгала. Прыгаю и сейчас. Повар ты или кто, - а у десантников все прыгают, даже писаря. У меня - 35 прыжков. В Косово не рвалась, - батальон послали, поехала с ним и я. Почему, нет? Я - женщина свободная, что меня во Пскове, кроме службы, может удержать?! Вот у Лиды и Оли, - показала она на своих подруг, тоже батальонных поваров - рядовой Простак и рядовой Федосеевой, - дома мужья остались, дети и ничего - приехали сюда. Приказ есть приказ, мы его обязаны выполнить.
Конечно, если бы не коллеги-англичане, я бы все-таки попытался Татьяну "расколоть", - кто поверит, что женщина в нашей армии, тем более такая обаятельная и привлекательная, как младший сержант Костромина, не сможет обойти любой приказ. Видимо, есть другие причины, почему она полетела в Косово. Но задать вопрос об этом не успел. Приоритет был отдан "Дейли телеграф", - они просили пресс-службу российских миротворцев познакомить их с нашими девушками - военнослужащими, их просьбам и вопросам была открыта "зеленая улица".
- Можно вас попросить прогуляться по тропинке, - спросили они Татьяну.
- Увай нот, - как заправская англичанка, ответила она. Поднялась, и, словно звезда подиума, прошлась между деревьев вперед-назад. Плавно покачиваясь и поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, откуда раздавались щелчки никоновских затворов.
Чувствовалось, младшему сержанту начинает нравится это необычное дело - интервью.
- А как у вас тут с сексуальными домогательствами? - спросил один из британцев.
- Чего-чего? - не поняла Татьяна.
- Ну, не страшно вам, - пояснил репортер, - вокруг триста солдат и офицеров, а вас - только трое на весь батальон. Никто не обидит? Хватать ни за что не будет?
Из прищуренных глаз батальонной поварихи посыпались искры гнева - "вот она, провокация, которой младший сержант и опасалась".
- Это у вас там, на Западе, после всяких Моник помешались на этих "сексуальных домогательствах", - возмутилась Татьяна, - а у нас, в России, все по-человечески. Нас, русских женщин, не домогаются, за нами у-ха-жи-ва-ют. И это, чтоб вы знали, нормально и очень приятно. А кому и что позволить, на что и как ответить, это я, девушка - взрослая, будьте уверены, знаю. Советоваться ни с кем не побегу. Жаловаться в суд и командиру тоже...
И столько неподдельной искренности и пыла было в ее словах, столько огня в тех голубых глазах, что... Да, что там говорить. Не рискнул я попросить у младшего сержанта Татьяны Костроминой телефон или адрес, о чем, если честно, до сих пор жалею.
"Домогательство" по-русски
И все-таки факт, скажем так, небескорыстного интереса к противоположному полу в российских миротворческих частях, расположенных в Косовском крае, был зафиксирован. Более того, это произошло на блок-посту номер 1 у въезда на приштинский аэродром Слатина.
Фамилий называть не буду. Хотя они, кому надо, известны. Дело здесь не в именах и фамилиях. А случилось вот что.
Нес службу на этом блок-посту наш паренек, десантник из знаменитого Боснийского батальона, того самого, что прибыл на аэродром Слатина в ночь на 12 июня. А напротив него, через дорогу, по которой из Приштины в Урошевац и обратно ездят албанские и сербские автомобили, телеги местных крестьян, стояла на таком же посту рыженькая англичанка - то есть рядовой армии Ее Величества Королевы Великобритании. Как и положено, в черном берете, бронежилете, пятнистом камуфляже, со штурмовой винтовкой Л85 А1 калибра 5,56 мм на плече.
С тяжелой такой винтовкой, килограмм на семь весом, если не больше. Но точно, раза в два раза тяжелее нашего "Калашникова" АКМ-74, который болтался на плече у десантника.
Час стояла эта рыженькая на посту, два, три... Никто ее не меняет. И бронежилет она не снимает, винтовку тоже. Смотрел на нее наш боец, смотрел. Она - на него. И сказать друг-другу ничего не могут. То ли робеют, то ли языков не знают. Но первым дрогнул, конечно, наш десантник. Отлучился на пару минут с поста. Вроде не дисциплину нарушил, а по делу.
Потом выходит из-за кустов, а в руках букетик полевых цветов. И на глазах у всех прямиком через дорогу к той самой рыженькой - к рядовому армии Ее Величества.
Очевидцы рассказывали, что, если бы кто стрелять в этот момент в нее начал, она бы, точно, не растерялась, знала, что делать и как. А тут... Зарделась вся, глаза опустила, цветы к лицу прижимает, будто нюхает, что-то лепечет тихонько про себя по-английски и вроде как бы книксен делает: мол, спасибо тебе, русский солдат.
Видели бы вы этот "книксен", говорил мне один наш полковник. Девчонка в бронежилете, в амуниции, навешенной у нее пониже спины, как курдюк у овцы, - так все у них солдаты ходят, что мужики, что женщины. С автоматом, который с нее ростом. А деваться некуда - непредусмотренный никакими протоколами вооруженный (в смысле с оружием) инцидент. И как реагировать на него, сразу и не сообразишь, кроме как ответить врожденным инстинктом вежливости.
Правда, потом, когда рыженького солдата все же сменили с поста - видимо, время пришло, - она ушла к себе в батальон и вскоре вернулась. Уже без бронежилета и без автомата, но с какой-то пластиковой коробочкой в руках. Вручила его с поклоном своему десантному "визави".
В коробочке оказался... торт.
Сослуживцы десантника затем долго гадали, где она взяла этот торт, - сама что ли испекла. Но когда? Времени прошло слишком мало. Оказалось, у них, солдат Ее Величества, такие торты на файф-о-клок (на полдник по-нашему) пекут в полевой кухне.
Для наших солдат-миротворцев это тоже оказалось диковинным сюрпризом, как для них - букетик полевых цветов для рыженького сослуживца.
Кто, если не они?
И все-таки очевидный и, может быть, глупый вопрос, на который я не сумел раскрутить младшего сержанта Костромину, мучил меня все время. Зачем им, этим милым созданиям - что нашим, что англичанкам, чье естественное призвание - дом, семья, дети, - вся эта армия, бронежилеты и автоматы, миротворчество, полевой мужицкий быт, даже сравнительно комфортный, как в войсках Ее Величества, где за солдатом следуют стиральные машины и биотуалеты? Что они там потеряли? Или что ищут? Женихов что ли?
- За женихами совсем не обязательно идти в армию, - ответила мне на этот вопрос капитан Анжела Бейкер. - Их хватает и за ее пределами. А вот сделать быструю и эффективную карьеру, научиться управлять людьми я могу только на воинской службе.
Капитан ВВС Великобритании Бейкер отвечает за тыловую службу батальона. Кухня, офицерская и солдатская столовая, запас продуктов, бензина и дизельного топлива, те же стиральные машины и биотуалеты - все на плечах этой 25-летней женщины, за спиной у которой только университет и опыт трех лет воинской службы.
- Не тяжело? - спрашиваю я.
- Нет, - отвечает она. - У меня 38 подчиненных, все делают они. А моя задача только спланировать их работу, дать каждому конкретное задание, проконтролировать, чтобы сделали, как задумано. И все.
В английском батальоне, размещенном на аэродроме Слатина, среди офицеров десять процентов - женщины, среди солдат и сержантов их - 15-20 процентов.
- У нас только капеллан не может быть женщиной, - говорит капитан Бейкер, - остальные военные профессии не запрещены.
- Никаких поблажек нам нет, - продолжает Анжела. - Рабочий день и нагрузки со всеми наравне. Нас никто в армию не гнал, поэтому ни о каких льготах речи не идет. А тот бесценный опыт, который я здесь приобрету, залог серьезной будущей карьеры на любой "гражданской" фирме. Женщин-офицеров среди наших безработных не бывает, - смеется капитан Бейкер.
Да и 150 долларов в день, знаю я оклады английских офицеров, тоже не помешают в подготовке к будущей карьере.
В российском миротворческом контингенте женщин только 176 на 3616 солдат и офицеров. В основном это повара, медсестры, врачи, связисты. Офицеров - единицы. Получают они здесь, в Югославии, от 1000 до 1200 долларов в месяц.
Одна из них майор Татьяна Чекрыгина, трансфузиолог из подмосковного военного госпиталя в Хлебникове, уникальный, как говорят, специалист по переливанию крови. Работает в нашем госпитале в Косовом поле.
Это она вместе с операционными сестрами сержантами Наташей Лилиенталь, Мариной Павловой, Ирой Черниковой и Наташей Туринской, рассказывали мне, в первый же день пребывания в Косово, когда не прибыла еще их медицинская аппаратура, спасла молодую цыганку из села Магуры, у которой от пережитого стресса, начались преждевременные роды и заражение крови. Кстати, свою кровь умирающей цыганке, из вены в вену, тогда отдали наши женщины.
Командировка на войну в их биографии - далеко не первая. Все прошли Чечню, другие "горячие точки" бывшего Союза, а Ира Черникова еще и Никарагуа, Гондурас. Наташа Туринская - Буденовск 1997 года.
Я спрашиваю их, не трудно, не боязно ли оставлять дома на целый год детей, мужей, - в молодости такая долгая разлука - большой риск для каждой семьи.
- А куда денешься?! - говорит мне Наташа. - Я бы рада дома сидеть, мужа за штанину держать - работы мне и в госпитале Военно-медицинской академии хватает. Но мы с Германом, он тоже - военный врач, капитан, получает 1100 рублей, я - 800, живем в Питере в общежитии. Выбраться оттуда практически невозможно. А комната в коммуналке 6 тысяч стоит. И не рублей, а долларов. Захочешь жить по-человечески, многим рискнешь...
Чего боятся русские генералы
А младший сержант Овечкина стояла в строю и горько плакала.
Это же надо было такому случиться: прилетела она в Косово на аэродром Слатина под Приштиной, чтобы отправиться со своим десантным батальоном в Глинане нести миротворческую службу в американской зоне, и не знала, что там, на Слатине сейчас находится ее муж - командир автомобильной роты капитан Дмитрий, прибывший сюда месяц назад марш-броском из Боснии.
Полгода они не виделись. Две ночи провели вместе. И теперь ей - на Юг, ему - на Север. Через две государственные границы. И увидеться они смогут только через год, когда она должна будет возвращаться домой в Псков.
Такого удара судьбы Вера перенести не могла и ревела сейчас, на батальонном смотре, как белуха, не стесняясь ни опухшего от слез лица, ни орущего на нее, дергающего ее за полы комбинезона командира, ни сочувственно и ехидно улыбающихся сослуживцев - никого и ничего.
- Лучше бы я его здесь не видела, - шмыгая носом, рыдала она. - Не терзала бы душу.
Перед взводом остановился командующий российской группировкой в Косово.
- В чем дело, товарищ сержант? - удивился генерал. - Что за рев? Объясните, в чем дело? Кто вас обидел?
Но слезы из Вериных глаз полились еще сильнее, - она просто ничего не могла говорить.
- У нее здесь муж, - зашептал генералу на ухо командир батальона. - Он завтра в Боснию возвращается, а нам в Глинане ехать.
- Ну и что, - нахмурился генерал. - У нас у каждого есть где-то жены. Они же не ревут как... (сравнения от охватившего его возмущения он так и не смог подобрать), когда мы от них уезжаем?! Вас кто-нибудь заставлял сюда ехать? Вы что не знали, что долго не увидитесь с мужем? Вы хотя бы имеете представление, сколько желающих было на ваше место в батальоне и сколько будет нам стоить замена?
Младший сержант ничего отвечала. Только плакала и плакала.
- Прекратите истерику! - не выдержал генерал. - Завтра же первым рейсом назад, в Россию. И вычесть с нее стоимость перевозки. Туда и обратно. Чтобы другим неповадно было.... Назавтра младший сержант Вера Овечкина ехала в кабине тяжелого "Урала" к новому месту службы - в Боснию. Рядом со своим мужем - капитаном Овечкиным.
А в миротворческом контингенте российских войск в Косово до сих говорят, что есть только один способ умиротворения генералов - оставить их один на один с женской слезой.
Слатина - Приштина
Блог Виктора Литовкина
Часть 4
Здесь не любят русских и боготворят немцев
Дом Азема Цанаи стоит на склоне горы, почти на самой окраине албанского села Грейкоц (старое сербское название Грейковац), что в десяти-пятнадцати километрах от Призрени - главного города южной части Косовского края.
Может быть из-за этого места он и пострадал в минувшую войну больше всего - досталось ему от югославской артиллерии и от сербских националистов. Не пощадили его и натовские бомбы и ракеты, сброшенные на позиции армейских зенитных расчетов. Снарядами снесло крышу и покорежило стены, осколками выбиты окна и двери. А то, что не сумела сделать бризантная сталь, довершил огонь. От кирпичного особняка, отделанного белым мрамором, осталась только несмываемая дождями чернота голого остова и, как горькая насмешка, резная белая балюстрада на балконе и лестничных пролетах.
Родной брат Азема - Милязин рассказал мне, что в этом доме жило восемнадцать человек: сам старший Цанаи, его жена, шестеро их дочерей и трое сыновей, их жены и дети. Обычная по албанским меркам семья. Сейчас никого из них здесь нет. Кто погиб, кто уехал в Швейцарию, получил статус беженца.
Живут они в лагере для временных переселенцев. Но несмотря на госпособие, выделяемое швейцарской эмиграционной службой, мужчины умудряются подрабатывать там на стройках, а женщины не гнушаются ни уборкой мусора, ни трудом посудомоек в кафе. Работа по сравнению с крестьянской нетрудная и по деньгам, конечно, более выгодная, но домой тянет очень. А куда вернешься?! Зима - на носу, поля не обработаны и крыши нет над головой...
Несмотря на госпособие, выделяемое швейцарской эмиграционной службой, мужчины умудряются подрабатывать там на стройках, а женщины не гнушаются ни уборкой мусора, ни трудом посудомоек в кафеТаких домов, как у Азема, в селе Грейковац более трехсот. Жили в них до войны почти три тысячи двести албанцев. И хотя погибло здесь, по словам вице-мэра Кадри Цанаи, всего семнадцать человек, среди них двое школьников, сейчас осталась практически половина, - семьдесят пять процентов построек для жилья не пригодны.
Вице-мэр заявил нам, российским журналистам, приехавшим в Грейковац познакомиться с ходом восстановительных работ в селе, что в окрестностях его деревни вместе с сербами действовали и русские наемники. Именно они, по его словам, и расстреляли обоих мальчишек.
- Какие у вас есть доказательства этому факту? - спросили мы. - Подлинники или копии документов бандитов, их фотографии, запротоколированные свидетельства очевидцев трагедии?
- Доказательства есть, - сказал Кадри, - но они у мэра, мэр сейчас в другом селе, туда доехать и позвонить невозможно. Но, если господа, останутся здесь до завтрашнего дня, то смогут с ними познакомиться.
Остаться в Грейковаце еще на сутки мы не могли. Это знали и наши сопровождающие, и вице-мэр. Поэтому его заявление о "русских наемниках" мы посчитали голословной и чудовищной клеветой. Так и сказали Кадри Цанаи. Он развел руками:
- Можете мне не верить, но у нас здесь русских не любят, любят и даже боготворят немцев.
Предметные доказательства любви к армии ФРГ были в Грейковаце налицо: свежие черепичные крыши над старыми кирпичными кладками, металлические строительные леса вокруг крестьянских построек, аккуратные стопки стройматериалов возле стальных складских контейнеров, бетономешалки в албанских дворах и немецкие стройбатовцы с мастерками в руках... Восстановлением села, как и еще трехсот поселков и деревень южной зоны Косовского края занимается CIVIC, специальная рота гражданского строительства бундесвера. Пожалуй, самая заметная строительная организация из всего международного миротворческого контингента, размещенного во всех пяти секторах ООНовского протектората.
Ее командир подполковник Кристиан Гибс рассказал нам, что правительство ФРГ, Австрии и благотворительные негосударственные организации обоих стран выделили на восстановление дорог, мостов, домов и коммунального хозяйства их зоны ответственности, которая, как и западная часть Косовского края, пострадала в ходе межэтнических разборок больше всего, 7,5 миллиона марок. Все они пошли в дело.
Например, в городе Малишево немецкие строители отремонтировали госпиталь и завезли в него на сто тысяч дойчмарок медицинского оборудования. В селах Цура, Дунаи, Хоса Заграуска и Суварека подняли из руин более двух с половиною сотен домов на сумму в полмиллиона марок. Только в Грейковаце покрыли черепицей, вставили окна и двери в 75 зданиях.
Майор Хатмут Поль, а именно его подчиненные восстанавливают дома в Грейковаце, добавил, что принцип их работы заключается в том, чтобы создать минимальные условия для жизни албанских семей. Они ремонтируют в каждом доме только одну-две комнаты, чтобы люди могли там укрыться зимой от непогоды. Остальные работы должны проделать сами албанцы.
Правда, если в семье нет мужчин или он не способен выполнять квалифицированную строительную работу, а таких больше половины населения Грейковаца (многие взрослые мужики все еще находятся в Швейцарии, Австрии или Германии), сказал майор, то женщинам и детям помогают немецкие волонтеры.
Хатмут Поль до объединения Германии служил в армии ГДР, он неплохо говорит по-русски. По крайней мере, в разговорах с нами пытался пользоваться именно этим языком. Он сказал, что в CIVIC все понимают: часто албанское население пытается "проехаться" за немецкий счет (как бы сказали русские "на халяву"), иждивенческие настроения у местных, к сожалению, очень сильны, - даже мусор за собой убрать не пытаются, Косово загажено, как какая-нибудь свалка. Но гуманитарный долг для его правительства стоит на первом плане, а для воспитания или выработки предприимчивости и добропорядочности у тутошных крестьян они используют такой метод: на каждый дом выделяют не больше пяти тысяч марок. Остальные средства, говорят косоварам, дорогие подопечные, будьте любезны, заработайте сами.
Албанцы, чтобы о них не говорили, сказал майор Поль, - народ очень трудолюбивый и на это способны. Надо только создать им условия. При массовой безработице, необходимости переформировать разоружаемую Армию освобождения Косово в гражданские подразделения защиты края, организацию, похожую на наш МЧС, это задача номер один. Получается это пока плохо.
Местной легитимной власти здесь все еще нет. Албанцы и сербы, а их осталось на всю область всего 300 человек против 130 тысяч косоваров, разобщены. Вместе они работать не хотят, продолжают ненавидеть друг друга, даже детей не пускают учиться в одни и те же школы, - мир тут держится исключительно на немецких, русских, австрийских, шведских, голландских и турецких штыках. Его охраняют 10019 миротворцев. А вечно так продолжаться не может. И не должно.
Но, что делать после того, как все дома будут восстановлены, никто пока не знает.... Милязин Цанаи сказал мне, что на восстановление дома его брата надо, как минимум, 200 тысяч дойчмарок. Заработать Азему, его сыновьям и дочерям такую сумму в Швейцарии - немыслимо. Но глаза боятся, а руки делают. Немцы за них всего не сделают, хотя и за эту небольшую помощь его семья им очень благодарна. И не забудет ее никогда.
А что касается русских добровольцев? То разговоры об их участии в расстреле грейковацких крестьян, конечно же, здесь идут. Хотя, правда, никто точно не знает, кем были эти бандиты по национальности. Милязин уверен: как бы то ни было, российское правительство на убийства и разбой этих людей в Косово не посылало. У негодяев не бывает страны и национальности. Если у вас в Чечне арестуют косоваров из басаевской банды, не надо думать, что их послал на Кавказ воевать албанский народ.
В семье - не без урода... - Главное, - говорит он, - наладить здесь, в Грейковаце, нормальную жизнь. Сделать это должны не немцы и русские, а мы - албанцы и сербы. Сами все разворотили, самим и восстанавливать...
Призрен-Грейковац-Приштина
Блог Виктора Литовкина
Июньский марш-бросок двухсот российских десантников из Боснии на главный Косовский аэродром Слатину стал одной из самых больших сенсаций 1999 года. Некоторые политики назвали его авантюрой, поставившей мир на грань новой войны. Другие увидели в нем попытку России напомнить ведущим государствам планеты, что они рано списали ее из исторического процесса - ни один серьезный вопрос на Земле не может решаться без участия Москвы. Тем более такой, как проведение миротворческой операции на Балканах.
А третьи назвали ту июньскую ночь - новым триумфом российской армии, которая еще и еще раз доказала всем сомневающимся: нет таких задач, которые не смогли бы решить наши солдаты и офицеры. Об этом должны знать и на Потомаке, и на Одере, на Сене и Темзе, да и в других столицах мира.
После того марш-броска передовые отряды миротворческих сил России - чуть больше 700 солдат и офицеров, переброшенных по воздуху из Пскова, Рязани и Иванова на приштинский аэродром Слатина, начали занимать свои места в американской, немецкой и французской зонах ответственности. Основные силы наших "голубых касок" - около трех тысяч человек, а так же боевая и вспомогательная техника, транспортные вертолеты и вертолеты огневой поддержки, строительные и хозяйственные материалы, прочее армейское имущество прибыли в Косово чуть позже морем и железной дорогой. Через греческие порты Салоники и Катерини, югославскую станцию Лесковац.
Вместе с первой рекогносцировочной группой российских десантников в зоне межэтнического конфликта побывал наш обозреватель. Через несколько месяцев он приехал в Косово еще и еще раз. Это страницы из его Балканского дневника.
1. Штаб по сотворению мира
Рекогносцировка - 1
- Вот и приехали, - с досадой крякнул майор Игорь Тонких. - Местечко нам досталось, - не приведи Господь.
Грузный, под сто с лишним килограмм веса, в наброшенном на плечи тяжелом бронежилете майор легко спрыгнул с борта бэтээра на скользкую от раскисшей глины землю и чуть не упал на разъехавшейся под ботинками рыжей жиже. Но в последний момент все же удержался на ногах. Он забросил на спину автомат, затоптал в пузырящейся луже окурок сигареты и, зло чертыхаясь про себя, неторопливо, как бы демонстративно соблюдая чувство собственного офицерского достоинства, пошел через строй французских автоматчиков к зданию местной полицейской управы. На ней красовался герб их пехотно-механизированного батальона. Стоящие в профиль на задних ногах львы держат передними лапами щит со скрещенными мечами.
Вслед за майором через люк "броника" вылез и я.
Причина майорской досады мне была известна. В Хельсинки высокие договаривающиеся стороны в лице наших и натовских генералов нарисовали на карте "огурец", внутри которого должен размещаться во французском секторе его десантный батальон. И оказалось, что генеральский карандаш прошелся как раз по центру местной общины - городу Сербица. Как теперь считать, - мяч все же попал в корт или, к ядреной фене, вылетел в аут, недоумевал Игорь.
Кто будет отвечать за местную столицу, - мы или французы, которые, кстати, и заняли единственный уцелевший здесь дом - полицейский участок. Если земляки чемпионов мира по футболу, то как нам, русским миротворцам, налаживать спокойную жизнь в районе, с руководством которого смогут контактировать только они?! А если удастся договориться, что Сербица все-таки входит в нашу зону ответственности, то как убедить французов освободить здание, в котором они с таким комфортом расположились?!
Это все равно, что взять и отдать англичанам свой главный приз в Косово - военный аэродром в Слатине. Чего мы ни себе, ни британцам не можем позволить ни при каких условиях.
А если учесть еще и такую деталь, что сто процентов местного населения сегодня представляют одни мусульмане, которые русских, мягко говоря, не очень любят, и жить нашим десантникам придется даже зимой только в палатках, без света и воды, то ясно, что настроение у майора Тонких может быть сейчас, перед переговорами с французами только паршивым. Под стать погоде.
Над Сербицей шел, не переставая, дождь.
Он лил, как из ведра. Плотными косыми полосами. За его серой стеной едва-едва различались недалекие зеленые горы, полуразрушенные постройки - то ли коровники, то ли ангары из-под сельхозтехники, черные остовы выгоревших до стен домов, горы проржавевшего металлома и мусора, который еще недавно был для кого-то грузовиком, трактором или "Фольксвагеном", кроватью или диваном, столом или креслом, крышей над головой - чьей-то обычной человеческой жизнью.
Было холодно и тоскливо, как будто на дворе стояла не середина знойного лета, а глубокая мрачная осень.
В штаб батальона, на переговоры наших генералов с французским командованием меня вслед за майором Тонких, несмотря на аккредитацию при пресс-центре КFOR, международных миротворческих сил в Косово, все-таки не пустили.
Игорь прошел в здание, а я, без особой надежды на результат, навел объектив фотоаппарата на окружающий безрадостный пейзаж, щелкнул пару раз затвором и опять залез внутрь тесного, но очень теплого и потому, несмотря на запах солярки, уютного БТРа. Солдаты, навалившись спинами друг на друга, дымили дешевенькой "Явой" и привычно, без злобы и особой матерщины, перемывали кости своему армейскому начальству.
За что "десантуре" не приглянулся Заварзин
- Обещали нам, что мы задержимся в Слатине только на две недели, - говорит ближайший ко мне, стриженный под ежик десантник, которому на вид лет 25-27, - а держат здесь уже больше месяца. У пацанов кошки на душе скребут: через неделю - ротация, надо возвращаться в Россию, а заработанные нами за полгода, за год "баксы", купленные у "югов" автомобили, "телики" и "видики" остались на базе в Симин-хане...
"Югами" наши десантники называют всех югославов без деления на национальности и религиозные конфессии. Что сербы, хорваты, албанцы, цыгане, шептари - все у них "юги" да "юги". Правда, местных мусульман они от православных отличают. На солдатском сленге они - "муслы", с ударением на последнем слоге, а американцы - "пиндосы" (ударение на втором слоге), англичане - "полупиндосы"... Почему так, а не иначе, никто не скажет. Так уж повелось, и все.
А БТР с бортовым номером 316, в котором мы прячемся сейчас от дождя, прибыл в Косово той самой "звездной" ночью 12 июня из Боснии. Он был одним из тех шестнадцати "бронников", которые совершили, как говорят о себе десантники, "беспримерный подвиг", вставив фитиль всем "пиндосам" и "полупиндосам", заставив их тем самым понять, что плевать на Россию и ее армию с высокой горы им пока что все-таки рано.
Но большая политика - большой политикой, а собственные проблемы, конечно же, ближе к телу.
- Свои "баксы" я ношу вот здесь, на груди, - стучит по бронежилету стриженный миротворец, его, как и майора Тонких, тоже зовут Игорь, - а вот пацаны (так он отзывается о десантниках, которые заключили контракт с министерством обороны на поездку в Боснию, едва прослужив год с небольшим) рассовали свои доллары перед отъездом в Косово кто куда - кто-то остающимся ребятам их передоверили, кто-то в командирском сейфе бросил, а кто-то знакомым сербам отдал. Двадцатого народ улетит в Россию, - ищи потом свищи свои шесть тысяч "баксов".
Игорь - человек спокойный и рассудительный. На контрактной службе уже больше семи лет. Воевал в Чечне, служил миротворцем в Абхазии. Черед два месяца у него в Рязани должен родиться ребенок. Беременная жена не знает, что он - в Косово. Потому и не называет мне свою фамилию. Не хочет, чтобы она прочитала, как из "тихого" места в боснийской российской зоне он попал в самое "пекло".
- Ни к чему ей это, - говорит он.
А пацанов Игорь по-отечески жалеет.
- Жизни они не знают, - вздыхает он. - Вырвутся с блок-поста в увольнение и сразу - в "стрибок" (стриптиз-бар, на десантном жаргоне), заимеют какую-нибудь молдаванку или хохлушку (девушки из этих стран, по словам Игоря, в основном и подрабатывают в Боснии древнейшей профессией), растратят сотни три дойчмарок за пару часов и счастливы. А то залетят за 4-5 тысяч "баксов" на раздолбанный "ауди" или "фольксваген" девяностого года выпуска и не вдолбишь им, пацанятам, что дома и девушки, и машины в сто раз лучше и дешевле. Да и на лекарства и на запчасти потом тратиться не придется.
- Житейской выдержки пацанам не хватает, - резюмирует Игорь.
За месяц службы на аэродроме в Слатине он похудел килограмм на десять. Говорит, весил под девяносто кило, сейчас - едва восемьдесят. Это не только потому, что здесь кормят паршиво - в непонятно какой каше даже мяса не отыщешь, а в Симин-хане даже фруктов - яблок, апельсинов, бананов давали сколько хочешь. Отощал он в основном от переживаний, да еще и от тутошней армейской бестолковщины.
Началась она, по мнению стриженного десантника, в генерала Заварзина. Чужой он для ВДВ человек, не из-под парашютного купола.
Прибыли они, к примеру, после знаменитого марша прямиком на аэродром в Слатину, а там все целехонько - казармы югославских летчиков и техников, столовая, кухня, подсобные помещения... Красота, да и только. Есть свет, горячая и холодная вода, даже междугородний телефон работал, - многие пацаны домой беспрерывно звонили. Сколько теперь за это счетчик накрутит и кому, одному Богу известно.
Правда, "юги" думали, что казарму эту займут американцы и перед уходом всю канализацию дерьмом забили, в помещения и на лестницы груду мусора навалили. А как увидели русских, в считанные часы все привели в порядок.
Только ночь спали в этой роскошной казарме двести десантников. Утром генерал Заварзин приказал уйти из нее. Горы слишком близко, объяснил он, будут нас оттуда обстреливать.
Выстрелов с гор не было ни разу, но после того, как русские ушли из казармы, ее тут же растащили местные мародеры. Все водопроводные краны повыкручивали, задвижки на окнах, стекла и паркет поснимали. А что не унесли, - загадили и поломали. Через неделю сверху поступила новая команда: вернуться на старое место. Вернулись. Теперь все ремонтировать и восстанавливать придется самим. На какие шиши и из чего, непонятно.
А история с организацией обороны аэродрома?! Приказали им выставить посты по всему его периметру и окопаться, - вдруг англичане или кто другой решат их силой вышибить с занимаемых позиций. Вырыли десантники окопы по полному профилю, вкалывали после бессонного марша, как проклятые, каждый командир нарисовал для подчиненных, как и положено, карточку огня, распределил зоны обстрела между гранатометчиками, пулеметчиками, стрелками... И что?
"Полупиндосы" к ним даже не приблизились. Расставили своих гуркхов - непальских стрелков на дорогах к аэродрому и получилось, что не мы его охраняем от них, а они нас охраняют от "муслов". Хотя те на "десантуру" тоже нападать не собираются, - здесь, в Слатине, никто ни в кого не стреляет. Некому друг в друга стрелять, - все сербы давно покинули это место.
Первое время они приходили из окрестных деревень на посты к русским солдатам, просили у них защиты. Плакали, говорили, что албанцы наведываются в их дома каждый вечер, приставляют к голове пистолет и требуют уходить на все четыре стороны. Но приказ был блокпостов не оставлять, и сербы больше к нам не приходят.
Игорь, да и другие ребята из экипажа 316 "броника" считают, что армейское начальство их вообще-то "кинуло". После того, как они так лихо заняли приштинский аэродром, надо было, как требует военное искусство, развить успех, присылать сюда, в Слатину, самолеты с десантурой один за другим. Через несколько часов они имели бы собственную зону ответственности. Ни "пиндосы", ни кто другой не осмелились бы открыть по ним огонь.
- Побоялись бы наших ракет, - говорит солдат.
Десантникам кажется, что русские генералы испугались собственной смелости или кто-то их, как это было в середине девятостых в Чечне, за руки хватал. Политикам наша победа была ни к чему, считают они.
"Забытый" батальон
Экипаж 316-го "броника" думает, что Родина про них вообще забыла.
- Мы ничего не знаем, что о нас, о нашем 620-километровом марше думают и говорят в Москве, в Питере, в Пскове и Рязани, - говорят мне ребята. - Телевизоров и радиоприемников у нас нет, газеты и журналы из России не приходят, письма тем более. Депутаты Госдумы, которые сюда, в Слатину, приезжали - Бабурин с сотоварищи - встречались только с генералом Заварзиным. Поговорить с "десантурой" у них времени не нашлось, а может не захотели.
- Вот и поводу наших наград разные слухи ходят, - рассказывают солдаты. - Вроде бы по решению генерала Заварзина, которому, вроде, светит еще и звезда Героя России, каждый получит только медаль министра обороны "За укрепление боевого содружества", а "приличные" ордена и медали - "Мужество" и "Отвага" - достанутся узкой группе приближенных к оперативному штабу.
- А "водил" почему обижают, - спрашивает меня Игорь? - двадцать часов за рулем и ни одной поломки, - это что кот начхал?!
- Знаете, какую скорость на марше положено держать по боевому уставу?
- Знаю. По-моему, 25-30 километров в час.
- Вот-вот. А они выжимали по 80-90. Это стоит боевой медали.
Я думаю, стоит.
Но получат эти медали десантники или нет, им никто не объяснил. Сказали только, что награды должен вручать кто-то из большого армейского начальства. Вроде министра обороны или начальника Генерального штаба. Но их в Косово тоже не видели. Слышали ребята, что президент Клинтон со своей женой прилетал в Италию и в Македонию к своим солдатам, жал им руки, благодарил за службу.
Приезда своего Верховного главнокомандующего они, конечно, не ждут. Но премьер-министр генерал-полковник Степашин мог бы его в этом случае заменить или ему тоже недосуг повидаться с солдатами, спасшими и отстоявшими на Балканах пошатнувшийся военный авторитет России, спрашивал меня, московского журналиста, десантник Игорь. Или он прилетит сюда, когда никого из нашего батальона здесь уже не будет?
Что я мог ему ответить? Пошутить, что ни один подвиг у нас не остается безнаказанным, или напомнить о том, что есть в армии такая традиция поощрять провинившихся и награждать непричастных? Но то и другое показалось мне в данной ситуации пошлостью. И потому пришлось промолчать.
Зачем им это Косово
Но если подвиги у нас наказуемы, зачем тогда эти двадцатипятилетние русские парни рвутся в миротворцы? Почему, как рассказывал мне командир Ивановской парашютно-десантной дивизии генерал-майор Александр Ленцов, в батальон, отправляющийся на год службы в горы, в палатки, без света и воды, у них был конкурс среди контрактников, как на актерский факультет ВГИКа, тридцать человек - на место?
- За два дня мы набрали из резервистов практически все пятьсот человек, - сказал генерал, - и это никак не сказалось ни на численности, ни на боеготовности моей дивизии.
- Зачем тебе это Косово? - спросил я у одного из таких резервистов сержанта Андрея Бороздина.
- Причин много, - ответил он, - но на первом месте стоит, наверное, какой-то азарт, что ли.
Андрей прослужил в десантных войсках с перерывами почти восемь лет. Был практически во всех "горячих точках" бывшего Союза. В Приднестровье, в Чечне и Таджикистане. Служил в разведке. Награжден фронтовой медалью "За отвагу". Вспоминает, как из-под плотины у Дубоссарской ГРЭС водолазы вытаскивали трупы женщин, к которым колючей проволокой были прикручены их дети.
- Я хочу, чтобы такого больше не было, - чуть напыщенно, видимо, для журналиста, говорит он. - А потом кому-то нравится смотреть на цветущие города, а мне - на руины.
- Спокойная жизнь надоедает, - философствует Бороздин. - От этого наркотики, алкоголь, ночные клубы, девочки... Меня все это не привлекает. Хочется хорошей встряски. Терпеть голод, холод, лишения... И чтобы цель у всего этого была не абы какая, а высокая.
Семью Андрея не завел.
- Такой образ жизни, - говорит он. - Куда мне жениться?!
Почему он прилетел в Косово?
Да потому что тут сейчас разворачиваются основные события. Здесь и сербы с албанцами, и НАТО с Россией друг против друга. "Пиндосов" Бороздин не любит, албанцев тоже. Они, говорит, хитрые и коварные, он им не доверяет. И хотя миротворец должен быть беспристрастным, отдает предпочтение сербам. Они с нами одной веры, замечает Андрей, а православных в Европе и так осталось с гулькин нос. Они и по духу, и по характеру нам, русским, ближе, чем косовары. Но если будет какой-нибудь конфликт, так просто стрелять ни в кого он не собирается. Доложит об этом начальству и будет действовать только по приказу свыше.
К французам, в секторе которых будет размещаться его десантная рота, Андрей относится, по его словам, положительно. Они - люди добрые, мягкие. Никто после революции наших белоэмигрантов так не приютил, как они, говорит Бороздин. Единственный их недостаток - супружеская неверность. Но с этим можно мириться.
Богатства в "горячих точках" он не накопил. Двойной, тройной оклад испаряется после войны, как дым. "Все уходит только на восстановление сил", - рассказывает Андрей. И то, что в Косово обещали платить по тысяче "баксов", его не особенно радует.
- Деньги для меня не главное, - говорит Бороздин. - Я бы поехал и бесплатно. Весной, когда начались бомбардировки Белграда, даже ходил в военкомат, хотел записаться добровольцем, но набора тогда не было. А на этот раз все получилось, как надо.
- Ну, а если все-таки заплатят, как обещали, от долларов откажешься? - спрашиваю я.
- Нет, не откажусь.
Рекогносцировка - 2
Ботинки майора Тонких показались в люке "броника" только через час с лишним после начала переговоров. Потом за ними внутрь нашего стального убежища протиснулись майорские штаны, бронежилет и автомат, а уже затем красное, то ли от холода, то ли от долгих споров с французами, обветренное и мокрое от дождя лицо.
Он достал сигарету и начал рыться в карманах в поисках зажигалки. Не нашел ее. Из черного нутра бэтээра протянулось к нему несколько грязных и мозолистых рук. В них горели огоньки. Игорь прикурил, затянулся и лишь после этого радостно выдохнул:
- Мы их все-таки доломали. Аут оказался для французов. А Сербица будет нашей.
Экипаж 316-го на эти слова никак не отреагировал. Ему было все равно. "Забытому" батальону здесь миротворческую службу уже не нести.
- Французы, их генерал, его зовут, если не ошибаюсь, Брюно Кюше, все же - молодцы, - рассказывал между затяжками майор. - Они обещали нам, как только сюда придет весь наш батальон, уйти из города и отдать здание полицейской управы. Там расположится мой штаб и казарма первой роты. Остальным придется ставить палатки. Ничего не поделаешь. Места другого больше нет. Правда, англичанин из штаба KFOR, этот полупиндос несчастный, говорит: это еще решение - не окончательное, его должен утвердить командующий генерал Джексон.
- Утвердит, никуда не денется, - заверил меня Тонких. - Он - солдат, не политик. Выпендриваться не станет.
- А что местные албанцы?
- Те, конечно, - пакостники порядочные. Говорят, будем выполнять соглашение между НАТО и ОАК, но любви русским не обещают. Нам что главное, - чтобы в спину не стреляли, колодцы не травили, а без их любви мы как-нибудь обойдемся. Вы же знаете, поле после боя всегда достается не кому-нибудь, а миротворцам. А это не только французы с американцами, но, в частности, и мы. И с русскими десантниками им тоже придется считаться, - заключил Тонких.
Майор докурил сигарету, натянул шлемофон и по пояс вылез из люка. На холодный и мерзкий дождь. Так положено в армии, - старший в экипаже, помогая механику-водителю, должен следить за дорогой. Вне зависимости от погоды.
- Заводи, поехали, - скомандовал Игорь. И 316-й рванул через дождь за генеральским "уазиком".
Слатина - Косовская Митровица - Сербица
Блог Виктора Литовкина
Часть 2
Витор Литовкин, РИА Новости
Прощальный поросенок
- Знаешь, кто самый лучший сапер? - спрашивал бравый десантник 76-й Псковской дивизии ВДВ сержант Сережа и, не обращая внимание на недоумение, написанное на моем лице, сам же ответил на собственный вопрос, - Поросенок.
Видимо, выражение моего лица стало еще больше глупым, чем можно себе это представить. Поэтому сержант смутился и начал подробно, как для школяра, растолковывать журналисту, почему так считает.
- Свиньи, какую бы ерунду о них не говорили, - суперосторожные животные, - объяснял он. - Поросенок никогда не подойдет к мине или к растяжке ближе, чем на метр-полтора. Никогда не заденет, не переступит ее. Наверное, чувствует какой-то неприятный для себя запах, который идет от взрывчатки, или опасность. Ну, точно собака. Жаль только дрессировать его нельзя. А то бы я ходил с ним по дорогам, а не с миноискателем...
Эту байку по поросенка-сапера, а может и не байку - кто знает точно - я услышал в прошлом году в наших миротворческих частях в Абхазии. А вспомнил ее недалеко от Слатинского аэродрома в Косово, где познакомился с однополчанами сержанта Сережи - саперами 76-й Псковской дивизии ВДВ подполковником Александром Моревым и десятью его подчиненными, занятыми разминированием гор и долин, окружающих этот знаменитый аэродром.
Правда, поросят в Косово я так и не увидел. Албанцы, в отличие от абхазов, их вроде бы не держат, не выпускают, как те, без привязи на вольный выпас в окрестные "желудевые" леса. А сербы, покидая свои дома, скотину, как правило, режут и практически за бесценок продают ее мясо русским десантникам.
Последнего местного поросенка мы, наверное, как раз и съели накануне вечером при свете керосиновой лампы "Летучая мышь", когда пили спирт с командованием Боснийского батальона. На аэродроме Слатина опять заглох движок и потому в казарме вырубило электричество. Мы не сумели тогда досмотреть снятый кем-то из десантников видеофильм про "историческую ночь 12 июня", когда "боснийцы" на своих замызганных "бронниках" входили в ликующую Приштину.
Взрослые, сорокалетние мужики, полковники и подполковники, прошедшие Афганистан, Абхазию и Чечню, да и многое еще чего подобное, не раз смотревшие смерти в глаза, плакали в тот вечер, глядя на синий экран телевизора, и не стеснялись ни журналистов, ни подчиненных. Может спирт был тому виной, может жаренный поросенок, а может что-то другое... Но не исключено и то, что это были слезы пережитого тогда звездного счастья, которое выпадает только раз в жизни, да и то не каждому.
Но, Бог с ними, с поросятами, спиртом, переживаниями той ночи...
Тихая работа
Подполковник Морев говорил мне, что поддаваться эмоциям для сапера - непрофессионально. Поэтому он набирает к себе в команду ребят спокойных, флегматичных по темпераменту, может даже в чем-то заторможенных, которых ничем не прошибешь. «Как бы суперосторожных?» - тут же, по аналогии, подумалось мне.
Поддаваться эмоциям для сапера - непрофессиональноА подполковник, словно угадав мои мысли, продолжал рассказ:
Нам удаль, геройство - ни к чему. У сапера - работа тихая, как у грибника. И радоваться, если увидишь растяжку, мину, какую-то неразорвавшуюся бомбу или услышишь ее писк в наушниках миноискателя, не получается. Да и некогда. Присядешь на корточки и прикидываешь так и этак, что делать - тянуть ее "кошкой", разгребать руками или обкладывать толовыми шашками и взрывать на месте. А если рядом дома и на месте нельзя, если она поставлена на неизвлекаемость?...
Мы стояли с Александром Моревым на склоне горы, которая плавно спускается к аэродрому Слатина. В этот момент его подчиненные старшина Володя Федоренков, старшие сержанты Женя Чарыев и Ваня Елисеев, сержанты Дима Дегтярев и Виталий Салагаев, в касках и бронежилетах, с миноискателями в руках, шли небольшим уступом, на расстоянии в полтора-три метра друг от друга, "обшаривали" окрестные кусты и овраги.
Я вспомнил, в Абхазии саперов называют "охотники на смерть". Наверное, здесь в Косово как-нибудь похоже. Но спросить об этом подполковника как-то постеснялся. Вместо этого задал другой вопрос:
- Не боишься отпускать их одних? - кивнул я на ребят.
- Нет, - мотнул головой подполковник. - Во-первых, они не одни, а вместе. Во-вторых, за плечами у каждого - и Чечня, и Босния, и Абхазия.
Здесь в Косово, в отличие от Абхазии, минную войну с миротворцами никто не ведет. Никто не закапывает рядом с дорогой, где проходят армейские "бронники" тяжелые, радиоуправляемые фугасы, не сидит в недалеких кустах и не ждет, когда к нему приблизится кто-то из российских саперов и не соединяет электроконтакты радиовзрывателя. Эта "мода" тут еще не прижилась и не вошла в практику. Но "минной грязи" все равно - очень много.
Александр Морев, запретив мне вытаскивать из кофра фотоаппарат, показал карту местных минных полей.
Там зеленых кружочков, обозначающих зоны минирования югославской армии, и кружочков с крестиками внутри - зоны минирования Освободительной армии Косово, действительно, как грязи. Особенно вдоль границ с Албанией, Македонией, на танкоопасных направлениях - открытых пространствах, которыми для бронетехники являются сады, поля, огороды с картошкой, капустой, помидорами, на дорогах и горных перевалах. Сейчас все это зарастает сорняками. Потому что и та, и другая, как говорят военные, "противоборствующие стороны" очень боялись наземных боев и навтыкали в эти места мин столько, что работы теперь саперам хватит лет на десять-пятнадцать, а то и больше.
Хватает здесь и мин-ловушек. Самых примитивных, известных еще с Первой мировой войны. Вроде, деревянной коробочки, внутри которой лежит небольшой, грамм на 50, брусок толуола. В него воткнут взрыватель. А крышечка коробочки уложена на чеку. Наступит кто-то на деревяшку. Она выдавит чеку-предохранитель. Освобождается иголочка взрывателя, бьет по капсулю. А от него детонирует тол. Мгновение, и ноги, наступившей на мину, нет по самые... Впрочем, все знают, по что.
Такую мину-ловушку установила какая-то сволочь в доме одной цыганки в местном селе Магура. Она уселась на свою постель, пружинный матрац надавил на крышку мины, та - на чеку... Словом, цыганке очень повезло, что недалеко были русские десантники, - врач десантного батальона, того самого, где служит и Александр Морев со своими саперами, майор Виктор Шинкаренко остановил кровотечение, обработал ее раны. Танцевать женщина сможет не скоро, но жить будет, если "муслы" не достанут. Но это тема для другого репортажа.
Но главная проблема, рассказывает мне подполковник Морев, не только или не столько в установленных по всем правилам военной науки минных полях, не в минах-ловушках, их не так много здесь встречается, - гораздо большую опасность сегодня для местного населения, да и для самих саперов представляют разлетевшиеся в разные стороны взрывоопасные предметы - неразорвавшиеся после бомбежек авиабомбы и снаряды, на которых уже, что называется, взведены взрыватели. Стоит задеть такую "железяку" и...
Не ходи по траве
Первая заповедь, которой здесь, в Косово, обучают всех вновь прибывших, гласит: "Не ходите по траве!". Пусть там в брошенных садах яблони и сливы прогнулись от налитых соком плодов, пусть персики и абрикосы манят своей краснобокой желтизной. Хочешь жить, - "Не ходи по траве!" Облизываешься, но не ходишь.
Здесь в Косово, в отличие от Абхазии, минную войну с миротворцами никто не ведет. А вот подчиненные подполковника Морева просто обязаны по ней ходить. Хочешь-не хочешь. Такая работа. И пока им, слава Богу, везет. В их зоне ответственности, рядом с аэродромом Слатина то ли американские, то ли английские летчики разбомбили югославский склад РАВ - ракетно-авиационного вооружения. Он стоял аккурат на склоне той горы, под которой находился двухсотпятидесятиметровый бетонный туннель, в котором "юги" прятали свои "Мигари". Туннелю после попадания трех ракет (от них остались огромные воронки на склоне горы) - хоть бы что, а вот от склада остались только развалины и взрывоопасный мусор, который разлетелся во все стороны на сотни метров по радиусу.
Моревские ребята собрали уже двадцать шесть тысяч таких "игрушек". От их взрыва в одной из воронок часа три горела трава на склоне. Володя Федоренков говорит: все руки стер лопатой, пока ее тушил. Но выгорело много. Теперь за зеленом фоне там почти до самой вершины светится большая черная проплешина. И теперь гору, где был склад РАВ, саперы называют "Паленной". А неразорвавшихся мин и снарядов вокруг еще - видимо-невидимо.
Перед выходом в горы на разминирование с подполковником Моревым и его ребятами я познакомился с английским сапером младшим сержантом Андре Скоттом. Их батальон стоит тут же на аэродроме Слатина, недалеко от наших миротворцев - в какой-то сотне метров. И Андре мне рассказывал, что им повезло: они разоружили в своей зоне ответственности уже полсотни взрывоопасных предметов, из них две противотанковые мины советского производства.
Сержант Скотт четырнадцать лет в армии Ее Величества.
Он воевал на Фольклендах, бывал в Ираке, снимал мины с берегов Персидского залива. Говорит, что и в Великобритании работы саперу еще лет на сорок хватит, - не все собрано, что накидали на них в годы Второй мировой гитлеровские летчики. Но в Косовский край он приехал с большим удовольствием, хотя получает здесь чуть меньше денег, чем получал бы дома, - всего 150 долларов в день. Нет тех надбавок, которые платят военнослужащему в Англии. И тем не менее, ему тут очень интересно.
- Где еще получишь такой опыт, как здесь, - утверждает Андре Скотт. - Мины - югославские, советские, немецкие... Много мин-ловушек разбросано для гражданского населения. Я таких нигде больше не видел. Уметь их разоружать - неоценимый багаж для военной карьеры. И еще это очень важная гуманитарная миссия. Как для Европы, так и для всего мира. Вы знаете, противопехотные мины запрещены. А их - миллионы. Это хорошая работа на много лет вперед, за ней - будущее...
Миротворцу подполковнику Мореву обещано за службу на югославской земле 1320 долларов в месяц. Его подчиненным, сержантам - 1110 "зеленых". За смертельный риск, конечно, - не Бог весть что, с получкой младшего сержанта армии Ее Королевского Величества не сравнить. Да и черт с ним, с этим сравнением, не за деньги же служит российский солдат.
Салют над "Паленной"
В Абхазии саперов называют "охотники на смерть". Наверное, здесь в Косово как-нибудь похоже. ... К концу нашего похода в горы подчиненные подполковника Морева собрали в окрестностях бывшего склада РАВ еще десятка три взрывоопасных предметов, сложили их на дне одной из старых воронок, где уже высилась горка из полсотни мин, неразорвавшихся снарядов и прочей убийственной ерунды. Правда, взрывать это все сразу не стали. Телевизионщики просили не делать это без них, - хотели отправить домой "грохочущий" сюжет.
Но наступил вечер, ребят с телевидения не было, - они задержались на съемках отправляющейся в американский сектор очередной колонны с десантниками. Оставлять на ночь груду неохраняемых боеприпасов Александр не решился. И когда совсем-совсем сгустилась тьма, над горами прокатился грохот взорванных снарядов. Получилось, как праздничный салют. Только на этот раз без пожара на склоне "Паленной".
- А какое будущее у тебя и твоих ребят? - спросил я у подполковника Морева, вспомнив разговор с англичанином. - Есть у вас перспектива поехать куда-нибудь, например, в Камбоджу, заниматься там разминированием под флагом ООН?
Подполковник посмотрел на меня, как на малахольно-наивного мальчика. Мол, неужели ты, взрослый мужик, сам не знаешь-не догадываешься. Я не знал. Вернее, не знал наверняка или хотел услышать, что именно он думает, что скажет.
- Нам бы год тут, в Югославии, без особых проблем, без каких-нибудь происшествий продержаться, - помолчав немного, ответил офицер. - "Баксов" подкопить на квартиру. А там посмотрим.
Российские саперы, понял я, загадывать на будущее не любят. Не будем этого делать и мы. Хотя очень хочется, чтобы все они, до единного, вернулись потом домой. Где их очень ждут, с "баксами" или без них - все равно.
Слатина-Приштина
Блог Виктора Литовкина
Часть 3
Интервью на первую полосу
Младший сержант Костромина, повариха десантного батальона из 76-й Псковской дивизии ВДВ, давала интервью первый раз в жизни. И не кому-нибудь, а бригаде английских журналистов из лондонской "Дейли телеграф". Пока один при помощи переводчика расспрашивал ее о том о сем, двое других фотографировали.
То с одной стороны зайдут, щелкнут затвором. То - с другой. Опять щелкают затворами своих "Никонов".
Татьяна, конечно, не то, чтобы нервничала, но заметно волновалась.
- Перестаньте фотографировать, - шумела она на репортеров. - Я не собиралась с вами сниматься, не красилась и вообще... Может это провокация - сделаете еще какую-нибудь уродину, - английских мужиков русскими солдатками пугать.
Я как мог ее успокаивал.
- Они ребята - нормальные. Без провокаций. И на уродину пленку тратить не будут. И потом такую красоту испортить невозможно.
- Вы так полагаете? - бросила на меня быстрый взгляд младший сержант. И в глазах ее было столько тепла и благодарной нежности, что, боюсь, если бы не трое детей, которые ждут меня в Москве, получил бы я, наверное, на свою голову статус "невозвращенца" из Косовского края. Но выручили меня коллеги.
Фотокамеры у репортеров из "Дейли телеграф" оказались цифровыми, и их на задней крышке тут же можно рассмотреть, что получается в кадре. Татьяна посмотрела на свое изображение и осталась, как мы поняли, довольна. Даже уступила настойчивым просьбам британцев и сняла с головы солдатскую кепку.
Пепельно-русая волна волос хлынула на плечи бронежилета, на ствол "Калашникова", на воротник камуфляжа... Голубые глаза Татьяны колыхнули из-под них, словно два озера, в которых можно было утонуть не только отцу трех детей. Англичане тоже вздрогнули, засуетились и еще быстрее защелкали затворами "Никонов". А младший сержант, будто и не догадалась, какой произвела эффект среди мужчин-журналистов, даже бровью не повела и продолжала рассказывать о себе.
- Возраст скрывать мне еще рано, потому что в 27 лет у нас, в России, это не принято. Нет, не замужем. Родилась в Киришах, под Ленинградом. Там сейчас живут мои родители. Отец служил прапорщиком, сейчас на пенсии. В армии я уже семь лет. Почему надела военную форму? Нравится мне это дело. Платят немного - 800 рублей в месяц. Но в Пскове на них жить можно. Тем более, если тебя еще и кормят в солдатской столовой. Конечно, и с парашютом прыгала. Прыгаю и сейчас. Повар ты или кто, - а у десантников все прыгают, даже писаря. У меня - 35 прыжков. В Косово не рвалась, - батальон послали, поехала с ним и я. Почему, нет? Я - женщина свободная, что меня во Пскове, кроме службы, может удержать?! Вот у Лиды и Оли, - показала она на своих подруг, тоже батальонных поваров - рядовой Простак и рядовой Федосеевой, - дома мужья остались, дети и ничего - приехали сюда. Приказ есть приказ, мы его обязаны выполнить.
Конечно, если бы не коллеги-англичане, я бы все-таки попытался Татьяну "расколоть", - кто поверит, что женщина в нашей армии, тем более такая обаятельная и привлекательная, как младший сержант Костромина, не сможет обойти любой приказ. Видимо, есть другие причины, почему она полетела в Косово. Но задать вопрос об этом не успел. Приоритет был отдан "Дейли телеграф", - они просили пресс-службу российских миротворцев познакомить их с нашими девушками - военнослужащими, их просьбам и вопросам была открыта "зеленая улица".
- Можно вас попросить прогуляться по тропинке, - спросили они Татьяну.
- Увай нот, - как заправская англичанка, ответила она. Поднялась, и, словно звезда подиума, прошлась между деревьев вперед-назад. Плавно покачиваясь и поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, откуда раздавались щелчки никоновских затворов.
Чувствовалось, младшему сержанту начинает нравится это необычное дело - интервью.
- А как у вас тут с сексуальными домогательствами? - спросил один из британцев.
- Чего-чего? - не поняла Татьяна.
- Ну, не страшно вам, - пояснил репортер, - вокруг триста солдат и офицеров, а вас - только трое на весь батальон. Никто не обидит? Хватать ни за что не будет?
Из прищуренных глаз батальонной поварихи посыпались искры гнева - "вот она, провокация, которой младший сержант и опасалась".
- Это у вас там, на Западе, после всяких Моник помешались на этих "сексуальных домогательствах", - возмутилась Татьяна, - а у нас, в России, все по-человечески. Нас, русских женщин, не домогаются, за нами у-ха-жи-ва-ют. И это, чтоб вы знали, нормально и очень приятно. А кому и что позволить, на что и как ответить, это я, девушка - взрослая, будьте уверены, знаю. Советоваться ни с кем не побегу. Жаловаться в суд и командиру тоже...
И столько неподдельной искренности и пыла было в ее словах, столько огня в тех голубых глазах, что... Да, что там говорить. Не рискнул я попросить у младшего сержанта Татьяны Костроминой телефон или адрес, о чем, если честно, до сих пор жалею.
"Домогательство" по-русски
И все-таки факт, скажем так, небескорыстного интереса к противоположному полу в российских миротворческих частях, расположенных в Косовском крае, был зафиксирован. Более того, это произошло на блок-посту номер 1 у въезда на приштинский аэродром Слатина.
Фамилий называть не буду. Хотя они, кому надо, известны. Дело здесь не в именах и фамилиях. А случилось вот что.
Нес службу на этом блок-посту наш паренек, десантник из знаменитого Боснийского батальона, того самого, что прибыл на аэродром Слатина в ночь на 12 июня. А напротив него, через дорогу, по которой из Приштины в Урошевац и обратно ездят албанские и сербские автомобили, телеги местных крестьян, стояла на таком же посту рыженькая англичанка - то есть рядовой армии Ее Величества Королевы Великобритании. Как и положено, в черном берете, бронежилете, пятнистом камуфляже, со штурмовой винтовкой Л85 А1 калибра 5,56 мм на плече.
С тяжелой такой винтовкой, килограмм на семь весом, если не больше. Но точно, раза в два раза тяжелее нашего "Калашникова" АКМ-74, который болтался на плече у десантника.
Час стояла эта рыженькая на посту, два, три... Никто ее не меняет. И бронежилет она не снимает, винтовку тоже. Смотрел на нее наш боец, смотрел. Она - на него. И сказать друг-другу ничего не могут. То ли робеют, то ли языков не знают. Но первым дрогнул, конечно, наш десантник. Отлучился на пару минут с поста. Вроде не дисциплину нарушил, а по делу.
Потом выходит из-за кустов, а в руках букетик полевых цветов. И на глазах у всех прямиком через дорогу к той самой рыженькой - к рядовому армии Ее Величества.
Очевидцы рассказывали, что, если бы кто стрелять в этот момент в нее начал, она бы, точно, не растерялась, знала, что делать и как. А тут... Зарделась вся, глаза опустила, цветы к лицу прижимает, будто нюхает, что-то лепечет тихонько про себя по-английски и вроде как бы книксен делает: мол, спасибо тебе, русский солдат.
Видели бы вы этот "книксен", говорил мне один наш полковник. Девчонка в бронежилете, в амуниции, навешенной у нее пониже спины, как курдюк у овцы, - так все у них солдаты ходят, что мужики, что женщины. С автоматом, который с нее ростом. А деваться некуда - непредусмотренный никакими протоколами вооруженный (в смысле с оружием) инцидент. И как реагировать на него, сразу и не сообразишь, кроме как ответить врожденным инстинктом вежливости.
Правда, потом, когда рыженького солдата все же сменили с поста - видимо, время пришло, - она ушла к себе в батальон и вскоре вернулась. Уже без бронежилета и без автомата, но с какой-то пластиковой коробочкой в руках. Вручила его с поклоном своему десантному "визави".
В коробочке оказался... торт.
Сослуживцы десантника затем долго гадали, где она взяла этот торт, - сама что ли испекла. Но когда? Времени прошло слишком мало. Оказалось, у них, солдат Ее Величества, такие торты на файф-о-клок (на полдник по-нашему) пекут в полевой кухне.
Для наших солдат-миротворцев это тоже оказалось диковинным сюрпризом, как для них - букетик полевых цветов для рыженького сослуживца.
Кто, если не они?
И все-таки очевидный и, может быть, глупый вопрос, на который я не сумел раскрутить младшего сержанта Костромину, мучил меня все время. Зачем им, этим милым созданиям - что нашим, что англичанкам, чье естественное призвание - дом, семья, дети, - вся эта армия, бронежилеты и автоматы, миротворчество, полевой мужицкий быт, даже сравнительно комфортный, как в войсках Ее Величества, где за солдатом следуют стиральные машины и биотуалеты? Что они там потеряли? Или что ищут? Женихов что ли?
- За женихами совсем не обязательно идти в армию, - ответила мне на этот вопрос капитан Анжела Бейкер. - Их хватает и за ее пределами. А вот сделать быструю и эффективную карьеру, научиться управлять людьми я могу только на воинской службе.
Капитан ВВС Великобритании Бейкер отвечает за тыловую службу батальона. Кухня, офицерская и солдатская столовая, запас продуктов, бензина и дизельного топлива, те же стиральные машины и биотуалеты - все на плечах этой 25-летней женщины, за спиной у которой только университет и опыт трех лет воинской службы.
- Не тяжело? - спрашиваю я.
- Нет, - отвечает она. - У меня 38 подчиненных, все делают они. А моя задача только спланировать их работу, дать каждому конкретное задание, проконтролировать, чтобы сделали, как задумано. И все.
В английском батальоне, размещенном на аэродроме Слатина, среди офицеров десять процентов - женщины, среди солдат и сержантов их - 15-20 процентов.
- У нас только капеллан не может быть женщиной, - говорит капитан Бейкер, - остальные военные профессии не запрещены.
- Никаких поблажек нам нет, - продолжает Анжела. - Рабочий день и нагрузки со всеми наравне. Нас никто в армию не гнал, поэтому ни о каких льготах речи не идет. А тот бесценный опыт, который я здесь приобрету, залог серьезной будущей карьеры на любой "гражданской" фирме. Женщин-офицеров среди наших безработных не бывает, - смеется капитан Бейкер.
Да и 150 долларов в день, знаю я оклады английских офицеров, тоже не помешают в подготовке к будущей карьере.
В российском миротворческом контингенте женщин только 176 на 3616 солдат и офицеров. В основном это повара, медсестры, врачи, связисты. Офицеров - единицы. Получают они здесь, в Югославии, от 1000 до 1200 долларов в месяц.
Одна из них майор Татьяна Чекрыгина, трансфузиолог из подмосковного военного госпиталя в Хлебникове, уникальный, как говорят, специалист по переливанию крови. Работает в нашем госпитале в Косовом поле.
Это она вместе с операционными сестрами сержантами Наташей Лилиенталь, Мариной Павловой, Ирой Черниковой и Наташей Туринской, рассказывали мне, в первый же день пребывания в Косово, когда не прибыла еще их медицинская аппаратура, спасла молодую цыганку из села Магуры, у которой от пережитого стресса, начались преждевременные роды и заражение крови. Кстати, свою кровь умирающей цыганке, из вены в вену, тогда отдали наши женщины.
Командировка на войну в их биографии - далеко не первая. Все прошли Чечню, другие "горячие точки" бывшего Союза, а Ира Черникова еще и Никарагуа, Гондурас. Наташа Туринская - Буденовск 1997 года.
Я спрашиваю их, не трудно, не боязно ли оставлять дома на целый год детей, мужей, - в молодости такая долгая разлука - большой риск для каждой семьи.
- А куда денешься?! - говорит мне Наташа. - Я бы рада дома сидеть, мужа за штанину держать - работы мне и в госпитале Военно-медицинской академии хватает. Но мы с Германом, он тоже - военный врач, капитан, получает 1100 рублей, я - 800, живем в Питере в общежитии. Выбраться оттуда практически невозможно. А комната в коммуналке 6 тысяч стоит. И не рублей, а долларов. Захочешь жить по-человечески, многим рискнешь...
Чего боятся русские генералы
А младший сержант Овечкина стояла в строю и горько плакала.
Это же надо было такому случиться: прилетела она в Косово на аэродром Слатина под Приштиной, чтобы отправиться со своим десантным батальоном в Глинане нести миротворческую службу в американской зоне, и не знала, что там, на Слатине сейчас находится ее муж - командир автомобильной роты капитан Дмитрий, прибывший сюда месяц назад марш-броском из Боснии.
Полгода они не виделись. Две ночи провели вместе. И теперь ей - на Юг, ему - на Север. Через две государственные границы. И увидеться они смогут только через год, когда она должна будет возвращаться домой в Псков.
Такого удара судьбы Вера перенести не могла и ревела сейчас, на батальонном смотре, как белуха, не стесняясь ни опухшего от слез лица, ни орущего на нее, дергающего ее за полы комбинезона командира, ни сочувственно и ехидно улыбающихся сослуживцев - никого и ничего.
- Лучше бы я его здесь не видела, - шмыгая носом, рыдала она. - Не терзала бы душу.
Перед взводом остановился командующий российской группировкой в Косово.
- В чем дело, товарищ сержант? - удивился генерал. - Что за рев? Объясните, в чем дело? Кто вас обидел?
Но слезы из Вериных глаз полились еще сильнее, - она просто ничего не могла говорить.
- У нее здесь муж, - зашептал генералу на ухо командир батальона. - Он завтра в Боснию возвращается, а нам в Глинане ехать.
- Ну и что, - нахмурился генерал. - У нас у каждого есть где-то жены. Они же не ревут как... (сравнения от охватившего его возмущения он так и не смог подобрать), когда мы от них уезжаем?! Вас кто-нибудь заставлял сюда ехать? Вы что не знали, что долго не увидитесь с мужем? Вы хотя бы имеете представление, сколько желающих было на ваше место в батальоне и сколько будет нам стоить замена?
Младший сержант ничего отвечала. Только плакала и плакала.
- Прекратите истерику! - не выдержал генерал. - Завтра же первым рейсом назад, в Россию. И вычесть с нее стоимость перевозки. Туда и обратно. Чтобы другим неповадно было.... Назавтра младший сержант Вера Овечкина ехала в кабине тяжелого "Урала" к новому месту службы - в Боснию. Рядом со своим мужем - капитаном Овечкиным.
А в миротворческом контингенте российских войск в Косово до сих говорят, что есть только один способ умиротворения генералов - оставить их один на один с женской слезой.
Слатина - Приштина
Блог Виктора Литовкина
Часть 4
Здесь не любят русских и боготворят немцев
Дом Азема Цанаи стоит на склоне горы, почти на самой окраине албанского села Грейкоц (старое сербское название Грейковац), что в десяти-пятнадцати километрах от Призрени - главного города южной части Косовского края.
Может быть из-за этого места он и пострадал в минувшую войну больше всего - досталось ему от югославской артиллерии и от сербских националистов. Не пощадили его и натовские бомбы и ракеты, сброшенные на позиции армейских зенитных расчетов. Снарядами снесло крышу и покорежило стены, осколками выбиты окна и двери. А то, что не сумела сделать бризантная сталь, довершил огонь. От кирпичного особняка, отделанного белым мрамором, осталась только несмываемая дождями чернота голого остова и, как горькая насмешка, резная белая балюстрада на балконе и лестничных пролетах.
Родной брат Азема - Милязин рассказал мне, что в этом доме жило восемнадцать человек: сам старший Цанаи, его жена, шестеро их дочерей и трое сыновей, их жены и дети. Обычная по албанским меркам семья. Сейчас никого из них здесь нет. Кто погиб, кто уехал в Швейцарию, получил статус беженца.
Живут они в лагере для временных переселенцев. Но несмотря на госпособие, выделяемое швейцарской эмиграционной службой, мужчины умудряются подрабатывать там на стройках, а женщины не гнушаются ни уборкой мусора, ни трудом посудомоек в кафе. Работа по сравнению с крестьянской нетрудная и по деньгам, конечно, более выгодная, но домой тянет очень. А куда вернешься?! Зима - на носу, поля не обработаны и крыши нет над головой...
Несмотря на госпособие, выделяемое швейцарской эмиграционной службой, мужчины умудряются подрабатывать там на стройках, а женщины не гнушаются ни уборкой мусора, ни трудом посудомоек в кафеТаких домов, как у Азема, в селе Грейковац более трехсот. Жили в них до войны почти три тысячи двести албанцев. И хотя погибло здесь, по словам вице-мэра Кадри Цанаи, всего семнадцать человек, среди них двое школьников, сейчас осталась практически половина, - семьдесят пять процентов построек для жилья не пригодны.
Вице-мэр заявил нам, российским журналистам, приехавшим в Грейковац познакомиться с ходом восстановительных работ в селе, что в окрестностях его деревни вместе с сербами действовали и русские наемники. Именно они, по его словам, и расстреляли обоих мальчишек.
- Какие у вас есть доказательства этому факту? - спросили мы. - Подлинники или копии документов бандитов, их фотографии, запротоколированные свидетельства очевидцев трагедии?
- Доказательства есть, - сказал Кадри, - но они у мэра, мэр сейчас в другом селе, туда доехать и позвонить невозможно. Но, если господа, останутся здесь до завтрашнего дня, то смогут с ними познакомиться.
Остаться в Грейковаце еще на сутки мы не могли. Это знали и наши сопровождающие, и вице-мэр. Поэтому его заявление о "русских наемниках" мы посчитали голословной и чудовищной клеветой. Так и сказали Кадри Цанаи. Он развел руками:
- Можете мне не верить, но у нас здесь русских не любят, любят и даже боготворят немцев.
Предметные доказательства любви к армии ФРГ были в Грейковаце налицо: свежие черепичные крыши над старыми кирпичными кладками, металлические строительные леса вокруг крестьянских построек, аккуратные стопки стройматериалов возле стальных складских контейнеров, бетономешалки в албанских дворах и немецкие стройбатовцы с мастерками в руках... Восстановлением села, как и еще трехсот поселков и деревень южной зоны Косовского края занимается CIVIC, специальная рота гражданского строительства бундесвера. Пожалуй, самая заметная строительная организация из всего международного миротворческого контингента, размещенного во всех пяти секторах ООНовского протектората.
Ее командир подполковник Кристиан Гибс рассказал нам, что правительство ФРГ, Австрии и благотворительные негосударственные организации обоих стран выделили на восстановление дорог, мостов, домов и коммунального хозяйства их зоны ответственности, которая, как и западная часть Косовского края, пострадала в ходе межэтнических разборок больше всего, 7,5 миллиона марок. Все они пошли в дело.
Например, в городе Малишево немецкие строители отремонтировали госпиталь и завезли в него на сто тысяч дойчмарок медицинского оборудования. В селах Цура, Дунаи, Хоса Заграуска и Суварека подняли из руин более двух с половиною сотен домов на сумму в полмиллиона марок. Только в Грейковаце покрыли черепицей, вставили окна и двери в 75 зданиях.
Майор Хатмут Поль, а именно его подчиненные восстанавливают дома в Грейковаце, добавил, что принцип их работы заключается в том, чтобы создать минимальные условия для жизни албанских семей. Они ремонтируют в каждом доме только одну-две комнаты, чтобы люди могли там укрыться зимой от непогоды. Остальные работы должны проделать сами албанцы.
Правда, если в семье нет мужчин или он не способен выполнять квалифицированную строительную работу, а таких больше половины населения Грейковаца (многие взрослые мужики все еще находятся в Швейцарии, Австрии или Германии), сказал майор, то женщинам и детям помогают немецкие волонтеры.
Хатмут Поль до объединения Германии служил в армии ГДР, он неплохо говорит по-русски. По крайней мере, в разговорах с нами пытался пользоваться именно этим языком. Он сказал, что в CIVIC все понимают: часто албанское население пытается "проехаться" за немецкий счет (как бы сказали русские "на халяву"), иждивенческие настроения у местных, к сожалению, очень сильны, - даже мусор за собой убрать не пытаются, Косово загажено, как какая-нибудь свалка. Но гуманитарный долг для его правительства стоит на первом плане, а для воспитания или выработки предприимчивости и добропорядочности у тутошных крестьян они используют такой метод: на каждый дом выделяют не больше пяти тысяч марок. Остальные средства, говорят косоварам, дорогие подопечные, будьте любезны, заработайте сами.
Албанцы, чтобы о них не говорили, сказал майор Поль, - народ очень трудолюбивый и на это способны. Надо только создать им условия. При массовой безработице, необходимости переформировать разоружаемую Армию освобождения Косово в гражданские подразделения защиты края, организацию, похожую на наш МЧС, это задача номер один. Получается это пока плохо.
Местной легитимной власти здесь все еще нет. Албанцы и сербы, а их осталось на всю область всего 300 человек против 130 тысяч косоваров, разобщены. Вместе они работать не хотят, продолжают ненавидеть друг друга, даже детей не пускают учиться в одни и те же школы, - мир тут держится исключительно на немецких, русских, австрийских, шведских, голландских и турецких штыках. Его охраняют 10019 миротворцев. А вечно так продолжаться не может. И не должно.
Но, что делать после того, как все дома будут восстановлены, никто пока не знает.... Милязин Цанаи сказал мне, что на восстановление дома его брата надо, как минимум, 200 тысяч дойчмарок. Заработать Азему, его сыновьям и дочерям такую сумму в Швейцарии - немыслимо. Но глаза боятся, а руки делают. Немцы за них всего не сделают, хотя и за эту небольшую помощь его семья им очень благодарна. И не забудет ее никогда.
А что касается русских добровольцев? То разговоры об их участии в расстреле грейковацких крестьян, конечно же, здесь идут. Хотя, правда, никто точно не знает, кем были эти бандиты по национальности. Милязин уверен: как бы то ни было, российское правительство на убийства и разбой этих людей в Косово не посылало. У негодяев не бывает страны и национальности. Если у вас в Чечне арестуют косоваров из басаевской банды, не надо думать, что их послал на Кавказ воевать албанский народ.
В семье - не без урода... - Главное, - говорит он, - наладить здесь, в Грейковаце, нормальную жизнь. Сделать это должны не немцы и русские, а мы - албанцы и сербы. Сами все разворотили, самим и восстанавливать...
Призрен-Грейковац-Приштина
Блог Виктора Литовкина