lavrik
Активный участник
- Сообщения
- 13.690
- Адрес
- Гагра, Абхазия
Ленивое марево медленно передвигало воздух, искажая знакомые очертания все еще зеленых гор. Мартеновская печь не типичной осени давила жаром, а солнце, стоявшее в зените жгло нещадно. Даже легкий морской бриз, изредка касавшийся лица и рук, своим горячим дыханием больше напоминал движение воздуха от импортного фена, купленного по случаю у «польских» челноков. В полутора сотнях метрах тихо шуршало море, похожее на огромный водоем ртути – без единого признака ряби. И даже взгляда было достаточно, чтобы представить себе, какой горячей была сентябрьская вода. «Парное молоко» - вспомнилось мне определение, которое дал такому морю один из отдыхавших у нас дома туристов. Но это было тогда… Сегодня пляж был совершенно пуст. Кроме меня, ни справа, ни слева не было ни одной живой души на всем пространстве, которое мог охватить взгляд.
Я сидел на песчаном бруствере, наваленном перед бетонным ДОТом, подложив на раскаленный камень сложенную в несколько слоев, протертую до толщины папиросной бумаги камуфляжную майку. На голове устроил соломенную сомбреро, поля которой были надвинуты на глаза. Ее в стародавние времена забыли у нас дома отдыхающие. Свежестиранные, но уже добела стертые от старости камуфляжные брюки были закатаны по колено, а ступни ног, во избежание ожогов, лежали на шлепанцах, чтобы одеть которые, надо было продеть неудобную толстую резиновую перегородку между пальцами. На коленях лежал новенький вороненый АКМ со сдвоенными магазинами, перемотанными плохой черной изолентой, больше смахивавшей на рваный кусок рубероида.
Наверное, так выглядел бы Попандопуло из Одессы – персонаж любимого всем Союзом комедийного фильма «Свадьба в Малиновке», если бы жил сегодня в Абхазии.
«Когда же он вернется?» – я с тоской посмотрел на пустую фляжку, в которой еще утром плескался замечательный компот из фейхоа. Конечно, только мягко говоря недальновидный человек мог взять с собой на дежурство в жару сладкий компот вместо воды. Осушив флягу, мне захотелось пить еще сильнее. Пришлось упрашивать Астамура, чтобы тот сходил домой и принес фляжку с водой. Астамур долго ломался, но потом одел старые дырявые кеды и, закинув на плечо свой потертый СКС, поплелся домой. Я бы и сам с удовольствием сходил, но в этот раз был назначен старшим пары и отлучиться с дежурства не мог. А хитрец Астамур или Астик, как мы его называли, наверное сейчас спит на топчане под виноградом у себя во дворе и о моих страданиях даже не думает.
Бум…
Бум…
Бум…
Где-то за горизонтом гулко ударил гром.
Я приподнял пальцем обвисшее поле сомбреро и тревожно вгляделся в горизонт. Пальцы сжали цевье автомата, который будто отозвался таким же крепким рукопожатием в ответ. Спокойно, мы вместе!
Ничего… Только тоненькая полоска ряби пробежала по воде, отбрасывая куда-то назад ртутную картинку моря.
- Где же Астик-аферист? Делал вид, что не хочет идти домой за водой. –
Поля сомбреро вновь упали на глаза, давая им такую нужную в этот момент тень.
- Лаврик! – раздался далекий крик с кукурузного поля слева.
Шевелиться не хотелось.
- Лаврик! –
Если выкрикивает мое имя, значит свой.
Я медленно повернул голову. В ста метрах из высокой травы торчала чья-то голова.
- Это не Астик… -
Мозг, расплавленный зноем, работал очень неохотно.
«Что тебе надо?» – подумал я.
- Лаврик, не стреляй! –
- А то что будет? – прожевал я губами почти неслышно.
Все помнили случай, когда на ночном дежурстве я обстрелял из астамурова СКСа ребят из сменной пары, выпустив в них полную обойму в десяток полновесных 7,62 миллиметровых пуль. Они шли на смену, приняв для храбрости «по полтиннику» и перепутав время. Так как ребята были не пьющие, от водки развезло их достаточно сильно и моего окрика они не услышали.
Точно, это Турок – Аркаша Туркменян – парень из той самой смены. Вон уши торчат как лопухи. Мои губы расползлись в довольной улыбке.
- Боишься? Значит уважаешь! – тихо произнес я.
- Лаврик, это я Аркадик. –
Турок медленно приближался. В знойном мареве его оттопыренные уши, казалось, шевелятся и колышутся. Смешно.
Турок подошел ко мне и, скинув с плеча прямо в песок тяжелый старый АК, присел рядом.
- Ты один? – спросил Турок, не глядя в мою сторону.
- Угу… -
- Что слышно? –
Я еле заметно дернул плечом – ничего, мол, не слышно.
- Гремит! – Турок кивнул на горизонт.
- Уже тише… - со вздохом отозвался я: - Ты дежурный? –
- Да, на третьем ДОТе –
- А чего пришел? –
- Вода есть? -
- Нет. Астик ушел еще два часа назад. До сих пор несет. –
Турок разочаровано опустил голову.
- У меня целая фляжка была. Из колодца сам набирал, а Бес, пока я спал, всю воду выпил.–
Я посмотрел на него насмешливо.
- Турок, ты лох… Пока ты на дежурстве спал, враги выпили всю воду. А могли и в колодец нассать. –
- Какие враги? – Турок не понял шутки-юмора и оглянулся на меня: - Я же говорю, Бес выпил! –
- Бес, враг твой! Он же твою воду выпил? –
- Бес нормальный пацан. Он мне как брат. –
- А что же брат твой тебе воды не оставил? –
- Пусть пьет! В воде отказывать нельзя – не по понятиям… На зоне, если бы ты отказал в воде… -
- Замолкни! – оборвал я Турка: - Много ты о зоне знаешь… -
- Я не знаю, - обиженно засопел Турок: - а сосед у меня, Лёсик Капба, знаешь такого? –
Турок обернулся на меня.
- Знаю я твоего Лёсика, он в КПЗ сидел 15 суток за драку –
- Нет! Он мне сам рассказывал, по уважаемой статье за угон он два года на зоне чалился –
- Ты не лох, Турок, ты дурак! Как тебе овцебыку вообще автомат дали? –
Турок встал, поднял с песка свой загаженный АК-47 и обижено поплелся в поле.
- Турок! - окликнул я его.
Тот повернулся ко мне и вопросительно кивнул головой.
- Турок, ты постоянно хлопаешь автомат в песок. Он у тебя вообще стреляет? –
- Стреляет. –
Он снял автомат с предохранителя, натужено вскинул к плечу и… Сухой щелчок ударника по бойку возвестил о том, что забитый нагаром и грязью затвор отказывается накалывать капсюль патрона.
Громкий хохот разорвал мои легкие, которые уже было ссохлись от страшной жары. Я с удовольствием смотрел на красное от стыда лицо Турка, изо всех сил молотившего ладонью по рукоятке затворной рамы. После третьего удара автомат нехотя бабахнул, распространяя еле слышное эхо в далеких горных ущельях.
Бум…
Бум…
Бум…
Расплавленный горизонт отозвался далекими громовыми ударами.
Турок грустно посмотрел в сторону горизонта, повернулся и медленно пошел по пляжу к далекому третьему ДОТу, где его ждал одноклассник и закадычный друг Беслан Ампар по прозвищу Бес.
«Ну где же Астик? Сдохнуть можно от жажды…»
Я облизал пересохшие губы, снял с пояса металлическую фляжку в брезентовом чехле и, запрокинув голову, попытался поймать пару капель компота, сорвавшихся с горлышка.
Далеко в поле натужено загудел двигатель машины. Я обернулся и увидел медленно ползущий по пляжным барханам УАЗ. Никак начальство пожаловало. Прикинув на глаз расстояние, я не спеша поднялся, и спустился в прохладный и темный ДОТ.
Долговременная огневая точка представляла собой яму глубиной метра в полтора, выкопанную в прибрежном песке. С боков в яму опускались прямоугольные бетонные плиты, которые торчали над поверхностью сантиметров на 40. Сверху на плиты клалась такая же прямоугольная бетонная плита в качестве крышки. Сзади – со стороны гор и спереди, со стороны моря ДОТ был открыт. Бойницей огневой точки служило сорокасантиметровое пространство между песком и нижним краем крышки.
Стоять в ДОТе можно было чуть согнувшись.
Единственным предметом, который мы принесли в ДОТ из дому был большой часы-будильник в, как это было принято в СССР, металлическом корпусе синего цвета, с двумя большими никелированными полусферами-звонками на верхней части и молоточком между ними. Когда наступал час смены, а это происходило в 5:15 утра, молоточек начинал изо всех сил колотить по полусферам, производя звук, похожий на громкое тр-р-р. И тем не менее, я очень любил этот будильник. Он мне напоминал о том времени, когда моя родная Гагра была переполнена отдыхающими, я ставил «тревогу» на 5 утра, чтобы до полуденки выйти в море на вечно протекающей шлюпке с деревянными веслами и до 10 часов ловить ленивого хека на спиннинг.
Прочно закрепленный по бетонным сводом ДОТа будильник громко и тревожно тикал, отсчитывая тягучие секунды жары.
В углу я нашарил сверток, в которой лежала моя «парадная» камуфлированная рубашка с коротким рукавом и полевая кепка, которая была мне на размер меньше и закрывала разве что часть затылка. По околышу кепки была нашита мохнатая зеленая лента, к которой вместо кокарды был прикреплен православный крестик с распятием. Как сочетались между собой символ джихада, привнесенный в Абхазию добровольцами с Северного Кавказа и символ православия, я тогда особо не задумывался. Слева на околыше кепки был пришит небольшой флажок красно-сине-оранжевого кролора в цвета государственного флага Армении. Этот флажок был склеен мною из трех кусочков от разных пластиковых обложек для школьных учебников.
На левом рукаве рубашки был бережно пришит крохотный абхазский флажок, который я у кого-то выклянчил пару месяцев назад. Дополняли мой живописный прикид легкие черные кеды с белым носиком и мягкими круглыми боковинками в виде футбольных мячей, одетые на босу ногу.
В принципе, в таком виде уже можно было встречать начальство.
Выбравшись из ДОТа, я придирчиво оглядел себя, похлопал по рукавам и карманам, приглаживая складки, взял в руки автомат и в стопервый раз отвел затвор на половину хода, убеждаясь, что патрон находится в патроннике, а на самом затворе нет бурой ржавчины и нагара. Все было в порядке. За оружием своим я следил очень внимательно и, даже выпустив одну пулю, всегда чистил его с маслом, а затем вытирал насухо хлопчатобумажной тряпкой. Именно по этой причине мой автомат никогда не давал осечек как у других моих товарищей.
Мой АКМ тоже был достаточно живописным произведением самопального искусства, которое позже назовут комичным словом «ара-тюнинг», с намеком на свойственную большинству армян любовь вешать на свои машины ненужные и по большей части бесполезные побрякушки.
Срез приклада украшала толстая резиновая накладка, в задачу которой входило имитировать то, что на автомат якобы иногда устанавливается подствольный гранатомет. В подтверждение этой легенды в пустующие подсумки для ручных гранат я запихал две гранаты от «подствольника». Носики гранат торчали из подсумков, вызывая тихую зависть у моих одногодков. Гранат вначале было три, но одну я выменял у боевика на грозную Ф-1 с «трехсекундным» запалом. Правда, что было в этом запале «трехсекундного» я так и не разобрал, а испытать время срабатывания пока не довелось.
В дополнение к уже описанным выше сдвоенным магазинам еще одним «шиком» был способ крепления автоматного ремня. Я его крепил не за специальную проушину в цевье, а цеплял карабином за кольцо на прикладе. Таким образом, получалась большая петля. Этот способ позволял автомату свободно болтаться сбоку и без помех перемещать его вдоль всего туловища, открывая огонь в любом направлении, не путаясь в ремне.
Через некоторое время такой способ крепления оружия у меня переняли большинство ребят нашей группы.
На внешней стороне ремня шариковой ручкой была выведена корявая надпись на ломаном английском: «God gives life power, AKM – gives only Freedom», что должно было означать, что силу жизни дает Бог, а автомат только свободу.
Убедившись, что все нормально и я не похож на огородное пугало, а все таки на боевика, я присел на крышку ДОТа, разглядывая приближающийся УАЗ.
УАЗ приближался гудя убитым мотором, раскачиваясь на пляжном песке и постоянно буксуя всеми четырьмя колесами. Сейчас уже было видно, что это не начальство едет нас проведать, а кто-то посторонний. За изрешеченным пулями лобовым стеклом УАЗа ясно угадывались две фигуры в военной форме. Водитель, верзила, подпиравший головой брезентовый потолок машины, был светловолосым, как бы теперь сказали славянского типа внешности человеком. Его пассажир был типичным абхазом, еще не старым с густой седой копной волос, большим покатым лбом и крупным орлиным носом.
УАЗ встал как вкопанный прямо напротив меня. Пляжная пыль, поднятая лысыми растрескавшимися покрышками, продолжила движение в прежнем направлении, но вдруг придавленная резким и коротким порывом ветра упала на землю под то место, где должен был быть передний бампер машины. С моего места было хорошо видно, что машину расстреливали спереди-слева, так как у правой двери были видны с десяток выходных пулевых пробоин.
Я встал навстречу прибывшим.
Как это ни странно, первым вылез водитель. Быстро обойдя машину спереди, он двинулся в моем направлении. Новенькая однотонная офицерская «горка», в которую он был одет, казалось хрустела от того, что была идеально выстирана и выглажена. В громадной ладони он держал игрушечный АК-74, со снятым прикладом, опущенный стволом вниз.
- Ты тут один? –
Меня удивило, что водитель УАЗа даже не попытался меня поприветствовать.
- Нет, с напарником! – на всякий случай соврал я, держа правую ладонь на рукоятке АКМа и показывая свое напускное спокойствие.
- А где он? – удивленно огляделся военный.
- Там… - я неопределенно кивнул в сторону кукурузного поля.
Пассажир продолжал сидеть в машине, обернувшись в мою сторону и приоткрыв иссеченную пулями дверь.
Меня удивило, что у водителя УАЗа не было ни одного знака отличия. Еще одним раздражителем для меня был ствол короткого милицейского автомата – «сучки», который покачивался над распахнутой дверью УАЗа, покоясь на правой руке пассажира.
Водитель прошел мимо меня и встал слева, вглядываясь в морскую даль.
- Красиво, да? – произнес он. – Курорт у тебя тут! –
- Красиво. – без энтузиазма подтвердил я, полуобернувшись к нему таким образом, чтобы видеть пассажира в машине.
- На море купаешься? – продолжал допытываться военный.
- Иногда. –
В этот момент мне удалось большим пальцем без щелчка опустить предохранитель своего АКМа.
- Так, а где твой напарник? – не унимался военный.
- Отошел по нужде, - соврал я, сжимая рукоять автомата и медленно вставая за крышку ДОТа.
- А что ты тут охраняешь? –
- Мы из береговой охраны. На случай морского десанта тут стоим. –
- Ага! А что может быть и десант. – подтвердил верзила.
- М-может… - неуверенно согласился я.
Пассажир вылез из машины и, как бы разминая затекшие ноги, пару раз слегка согнул их в коленях. Короткоствольный автомат он положил крышкой ствольной коробки на правое плечо стволом вверх, придерживая за рукоятку. Был ли автомат снят с предохранителя, с моей позиции не было видно, но при этом я отметил, что указательный палец у него был на спусковом крючке.
- Да, тут курорт всесоюзного значения. – медленно растягивая гласные произнес второй боевик, глядя прямо мне в глаза.
- Был! – коротко поправил верзила, обернувшись в мою сторону и разглядывая ДОТ.
Но я уже не обращал внимания на верзилу. Мне в лицо как будто кинули горячего морского песка. Что-то в акценте второго боевика заставило меня напрячься.
«Гоги? Тут? А может свои? Или все же гоги? Я ни когда не ошибался, если человек выглядит абхазом, то он и есть абхаз. Вот тот второй – точно русский. А этот? Я один только раз перепутал русского и чеченца – внешне похожи. Но по говору сразу понял – чечен. Только чечен может сказать «ми нэ дэты» (мы не дети). А этот? Почему нет знаков различия? А что у каждого в абхазской армии есть знак различия?»
За УАЗом показалась голова Астика со всклоченной шевелюрой. Он медленно плелся в мою сторону, с интересом разглядывая машину. На мои энергичные жесты руками он не обращал ни какого внимания. Еще пара шагов и Астамур оказался лицом к лицу со вторым военным.
- О! Астик пришел – грустно и чуть слышно произнес тот, резко обернувшись на звук шагов.
Я изо всех сил сжал рукоять автомата, ожидая дальнейшего развития ситуации.
Но ни чего особенного не произошло. Астик явно узнал военного и с радостным выражением лица обнял того.
- Гия, как ты тут оказался? –
У меня внутри все оборвалось.
«- Точно Гоги! –»
- Я к тебе, Аста… Держись дорогой, ты же мужчина! –
СКС соскользнул с плеча Астамура и плашмя плюхнулся в песок.
- Где он? –
- Пока в Афоне – в госпитале, завтра привезут… - чуть слышно прошептал военный.
Астамур сел на песок и закрыл лицо руками.
Я непонимающе посмотрел на верзилу.
Тот стоял, облокотившись о крышку ДОТа, нервно пытаясь достать сигарету из мятой пачки.
- Мы с твоим отцом отстреливались из хозмага. В подсобке на него выскочил мхедрионовец и начал стрелять. Я убрал кикела, но Сафарбея уже не спас. Прости меня… - совсем тихо произнес военный и положил руку на голову Астику.
Не скрываясь ни от кого, я щелкнул предохранителем автомата и, положив его на крышку ДОТа, подошел к своему другу Астамуру Джениа. Сел рядом с ним на песок и положил руку на плечо.
Астамур убрал руки от лица и посмотрел на военного. Его лицо было сухим, щеки горели.
- Мне надо увидеть отца! –
- Завтра, все завтра… - тихо вздохнул военный.
Аста продолжал смотреть ему прямо в глаза.
- Я должен увидеть его таким… -
- Ты должен поддержать мать, Астамур! –
Астамур встал с песка, грустно огляделся, явно еще не понимая, что делать дальше. Поднял из песка СКС и посмотрел на меня.
- Лаврик, я тебе воды принес! –
Я принял из его рук прохладную армейскую фляжку. В горле стоял ком, но пить расхотелось напрочь.
Это был сентябрь 1993 года.
Ленивое марево медленно передвигало воздух, искажая знакомые очертания весело зеленеющих, нависающих над задремавшей распаренной Гагрой гор. Мартеновская печь не типичной осени давила жаром, а солнце, стоявшее в зените жгло нещадно. Даже легкий морской бриз, изредка касавшийся лица и рук, своим горячим дыханием больше напоминал движение воздуха от мощного фена, купленного в фирменном магазине «Bosh» на улице Воровского в Сочи. В полутора сотнях метрах тихо шуршало море и даже взгляда было достаточно, чтобы представить себе, какой горячей была сентябрьская вода. «Парное молоко» - подумал я.
Заваленный сотнями тел, как лежбище тюленей, пляж пестрел купальниками и плавками, шортами и прозрачными тканями, шляпами и кепками, зонтами и простыми тканевыми тентами.
Невооруженным взглядом можно было отличить тех курортников, кто приехал только что и тех, кто отдыхал давно.
Те, кто приехали только что, бледные, с налепленными на переносицу кусочками бумаги, дорогущими очками от кутюр, купленными в элитных бутиках «КрокусСитиМолл». Эти люди на огромной скорости передвигались в сторону моря, натужено таща за собой огромные баулы с едой, спущенными кругами, матрасами и насосами для их накачивания. Из рюкзачков и сумок из прочной, похожей на брезент ткани, торчали трубки и маски для подводного плавания. Обратно такие люди шли в шортах, мокрых от непросохших купальников и плавок, оставляя после себя огрызки фруктов и ягод, веселые горки обглоданных кукурузных початков, палочки от сахарной ваты, подсохшие зловонные лужицы детской мочи и кусочки детских же экскрементов. Эти люди еще не привыкли к неповторимому абхазскому темпу, они бежали домой, пытаясь укрыться от палящих солнечных лучей, чтобы отоспаться и вечером выйти в черную влажную как не отжатая губка ночь, а потом до утра ходить по не засыпающему городу, вслушиваясь в фальшивые ноты многочисленных караоке-баров.
Те, кто приехал уже давно вел себя совершенно иначе. Эти люди уже подстроились под неспешную жизнь абхазской курортной столицы. Они медленно брели к морю, понимая, что оно ни куда от них не денется, таща в руках тощие кульки и сумки, несколько дней назад надутые матрасы и круги. Безнадежно облезшие носы этих людей не были прикрыты ни чем, на глазах плотно сидели дешевые очки «Полароид», вьетнамского производства, купленные у знакомого лоточника Вазгена на соседней улице. Дорогие элитные очки, с которыми эти люди приехали в Абхазию в первые дни были уже безнадежно утеряны в одном из походов на море, сломаны во время экскурсии на озеро Рица или банально украдены местными мелкими воришками, промышлявшими на пляже. Обратно с пляжа такие люди возвращались также степенно и не спеша, таща за собой как и прежде надутые круги и матрасы. В тощих сумках и кульках лежали кулечки поменьше со всевозможным мусором, огрызками и прочим хозяйством.
Я сидел на песчаном бруствере, наваленном перед полузасыпаным песком бетонным ДОТом, подложив на раскаленный камень сложенное в несколько слоев полотенце яркого красного цвета. На голове устроил белую кепку с рельефным изображением колец «ауди», козырек которой были надвинуты на глаза. Яркие желтые шорты-гавайки опускались ниже колена, а ступни ног, во избежание ожогов, лежали на пляжных тапочках фирмы «адидас», купленных в одной из заграничных командировок специально для того, чтобы ходить на море в Абхазии.
В пяти метрах слева от меня широченными шинами «мишлен» врос в песок белоснежный паркетник Ауди Q7, двери которого распахнуты настежь.
«Моя бабушка курит трубку и обожает огненный ром,
И когда я к бабуле загляну на минутку,
Мы сидим с ней и весело пьем!»
Раздается из динамиков превосходного «бенг-энд-олуфсен» хриплый голос Гарика Сукачева.
«Где же Астик? Ведь обещал же, только за минералкой и скоро быть…»
В моей машине в холодильнике лежали две банки «пепси», но что может быть лучше «ауадхары» (именно так, с ударением на вторую «а»), разлитой в простенькую пластиковую бутылку с выцветшей этикеткой или лимонада «груша» сухумского производства?
«У нас в Дилижане, открываешь кран, вода – второе место занимает в мире…» - вспомнился мне фрагмент комедии еще из той жизни.
Вдруг мне в голову пришла одна мысль, заставившая меня улыбнуться.
Не меняя положения тела, я опустил руку к крышке ДОТа и просунул в амбразуру.
- Не может быть! – вырвалось у меня.
Я вытащил из бойницы ржавый, потерявший стекло и оба звонка будильник.
Справа от меня почти бесшумно остановилась громада черного «нисана пасфайндера» с абхазскими номерами.
- Лаврик, я воды привез! – раздался голос Астамура с водительского места.
Двери внедорожника синхронно распахнулись и на песок, весело щебеча, выпрыгнули сыновья Астамура, а по совместительству мои крестники – Сафарбей и Нурик.
Я сидел на камне, с улыбкой разглядывая старый проржавевший будильник, тонкая стрелка которого навсегда застыла на 5 часов 15 минут.
Прошло всего 15 лет.
Вот в принципе и все…
Действующие лица:
Аркадий Туркменян – лейтенант милиции Республики Абхазия. Погиб в 1999 году в гальском районе Абхазии в бою с «лесными братьями». Семью так и не завел.
Беслан Ампар – майор милиции Республики Абхазия. Женат, воспитывает двух дочерей.
Астамур Джения – бизнесмен. Участвовал в отражении нападения чеченской банды Гелаева в октябре 2001 года. Получил тяжелое ранение в лицо. Воспитывает двух сыновей.
…ну и я – Ваш Лавренитий Амшенци.